Онлайн книга «Терракотовая старуха»
|
Я не стану с ней спорить. На этот счет у меня свое мнение. В конце концов, мы встретились не за этим. Я обязана ей сообщить. Чтобы не брать на свою совесть. «Совесть, на которой негде ставить пробы...» Я делаю над собой усилие: – Твой сын в беде. – Ну уж? – Яна подымает бровь. – Его могут убить. Или он – их, – мне больно говорить ей об этом. Но я должна. Потому что она – женщина. У нее нет моего опыта. Яна улыбается отрешенной улыбкой: – В смысле, убьет или убьют? Основной вопрос нашей про´клятой эпохи, отнесенный к будущему времени. – Тоже мне, вопрос! – ее губы складываются в презрительной усмешке. – Скажи еще: убили или убил? Можно подумать, есть разница... – Ребус, над которым я ломаю голову, хрустит на ее зубах как гнилой орех. – Ты... правда думаешь, что нет никакой разницы? – Разницы? – ее голос откликается эхом. – НИКА-КОЙ. Никакой девочки, похожей на беженку. Длинная юбка, доходящая до щиколоток. На талии она стянута широким поясом. Темный кардиган, блузка с глухой застежкой. Через руку брошена куртка, отороченная пушистым мехом. Элегантная женщина без возраста. Женщина, раскусившая свое время. В комнате верещит мой мобильный телефон. Все выше и выше, набирая обороты. Это – другая мелодия. Не та, что принадлежит моей дочери... – Ответишь? – бывшая подруга настораживается. Прислушивается к затухающим звонкам. Я делаю вид, что ничего не слышу. – Хочешь сказать, это – рудимент: задавать подобные вопросы? – Скорее, атавизм, – на этот раз она отвечает совершенно серьезно. Биология – ее бывшая специальность. Бывший хлеб. – По мне, так одно и то же. – Ни хрена себе – одно, – она всплескивает руками. Теперь ее черед объяснять. – Рудименты есть у всех: аппендикс, копчик. Органы, утратившие значение в процессе эволюции. Атавизмы образуются у отдельных людей: хвост, мигательная перепонка, заячья губа, двухкамерное сердце. В память о том, что мы произошли от разных животных. – Вот-вот, – я киваю, – от разных. Кстати, зачем им хвост? – Животным? – она переспрашивает строгим голосом. – А ты как думаешь? – Ну, не знаю...Чтобы вилять или поджимать. В зависимости от ситуации. – Это – у людей. У животных – чтобы сохранять равновесие. Еще вопросы? А то – давай. Как говорится, пользуйся случаем... – она перебрасывает куртку с руки на руку. Мой мобильный больше не звонит. Кто бы ни был, не хочу ни с кем разговаривать. Все-таки зачем он меня пригласил? Народный правнук. Отпрыск очень богатых родителей. Мальчик, укрывшийся в своей роскошной комнате, в которой есть все, о чем мечтают его сверстники. Чтобы стать с ним вровень, они готовы положить жизнь. – А черт его знает! – она снова вторгается в мои мысли. – Решил досадить мамаше, которая хотела с ним заниматься... Что, у тебя другая версия? – бывшая подруга смотрит с подозрением. – Мать моя, да ты часом – не того? Скажи еще: филология – его призвание! – она фыркает. Я опускаю голову. – А хоть бы и так, – в ее голосе звенят учительские нотки. – Ты-то здесь при чем?! Ты – просто репетитор. Морфология, орфография. Эти, как их там... эссе. Короче, тупые советские сочинения. Ничего такого, чтобы платить большие деньги... – Я морщусь, как музыкант, уловивший фальшивую ноту. Яна усмехается: – Ничего, за что стоило бы платить. И вообще... Эти дети не выберут филологию. Даже те, кто демонстрирует абсолютную грамотность. – А если все-таки?.. Мне есть на что положиться. В нашей истории уже был прецедент. Дети богатых – купцов, помещиков, промышленников – выбирали литературную стезю. Отгораживались от родительского прошлого. Своим отпрыскам родители обеспечили безбедную жизнь. – Ну, не зна-аю... – она выражает сомнение. – И когда это было? – Давно, – я признаю´. – В Серебряном веке. – Вот именно, – моя бывшая подруга кивает. – В Серебряном. А теперь, слава богу, Золотой... – Это у вас, – в моем голосе вскипает раздражение. – У меня он Медный. – Вот пусть и идет в университет. – Я понимаю: ей не хочется о деньгах. Для таких, как она, деньги – низкая материя. – Там высококвалифицированные педагоги. – А если он... не верит... – Кому? Родителям или школьным учителям? – она берет на полтона выше, как будто ей надо обмануть детектор – сбить с толку черные датчики, свисающие с пальцев. – Потому что они все приспособились. А ему... Этому мальчику нужен кто-то... – Интересно, и как же он это узнал: что ты у нас типа бывшая? – Яна ухмыляется. Мне нет дела до ее ухмылок: – Понял. Когда встретил на лестнице. – Ага, – она оглаживает элегантную юбку. – Надо полагать, прочел по глазам. – Прочел. По одежде. Куртка, вязаная шапка... и еще... сапоги. Старые. Одежда – зеркало моей души. Я смотрю на тетрадный лист, покрытый моими вечными лилиями. На нем не осталось живого места. Не заметила, как изрисовала. Этот мальчик – тоже. Рисует, не отдавая себе отчета. Не то что моя дочь. – Совсем сдурела? – Яна режет голую правду, не подбирая слов. – А ну, покажи руки. – Я протягиваю ладонями вверх. – Что? Все еще надеешься? Рано или поздно, но он должен выбиться. Из сосудов. Из крови, которая не спекается сгустками. Не густеет, не предает, не лжет, не жаждет утоления... – Ой, не могу! Паломничество в страну Востока. Или Запада. А может, Юга. Или все-таки Севера? – она играет в стороны света как в детстве, когда мы играли в города. – Как же там... Смеешь надеяться, что убедишь слепую чернь? Я узнаю´ цитату, которую она переврала безбожно. – Там – по-другому: Кто речь ведет об отдаленных странах, Ему являвших чудеса без меры, Во многих будет обвинен обманах И не найдет себе у ближних веры... В моем голосе дрожит расплавленный металл. Металл, из которого его отец сделал большие деньги, чтобы вырваться из своего проклятого прошлого. Что бы он сказал, если бы ему доложили: этими деньгами ваш сын готов расплатиться за возможность проникнуть обратно? Проникнуть, чтобы понять... «Иван, – я придаю своему тону вескости: нельзя решать за него. Он сам должен сделать выбор. – Вы все себе придумали. Поверьте, это – вымысел. Во всяком случае, я – не Лео. Кто угодно, только не проводник. Если бы вы узнали мою жизнь... Иван, вы обратились не по адресу. – Я знаю: это – плохое выражение, глупое и неуклюжее, как любое клише. Но лучше – сразу. Сбить романтический пафос. Расставить все по местам. – Я – лузер. Иван, вам уготована другая судьба: рано или поздно вы станете виннером». |