Онлайн книга «Двенадцать стульев»
|
Не успели старухи основательно распробовать кашу, как Яковлевичи вместе с Эмильевичем, проглотив свои порции и отрыгиваясь, встали из-за стола и пошли в кухню на поиски чего-либо удобоваримого. Обед продолжался. Старушки загомонили: – Сейчас нажрутся, станут песни орать! – А Паша Эмильевич сегодня утром стул из красного уголка продал. С черного хода вынес перекупщику. – Посмотрите, пьяный сегодня придет… В эту минуту разговор воспитанниц был прерван трубным сморканьем, заглушившим даже все продолжающееся пение огнетушителя в коридоре, и коровий голос начал: – … бретение… Старухи, пригнувшись и не оборачиваясь на стоявший в углу на мытом паркете громкоговоритель, продолжали есть, надеясь, что их минет чаша сия. Но громкоговоритель бодро продолжал: – Евокрррахххх видусоб… ценное изобретение. Дорожный мастер Мурманской железной дороги товарищ Сокуцкий, Самара, Орел, Клеопатра, Устинья, Царицын, Клементий, Ифигения, Йорк, – Со-куц-кий… [142] Труба с хрипом втянула в себя воздух и насморочным голосом возобновила передачу: – … изобрел световую сигнализацию на снегоочистителях. Изобретение одобрено Доризулом, [143]Дарья, Онега, Раймонд… Старушки серыми утицами поплыли в свои комнаты. Труба, подпрыгивая от собственной мощи, продолжала бушевать в пустой комнате: – … А теперь прослушайте новгородские частушки… Далеко, далеко, в самом центре земли, кто-то тронул балалаечные струны, и черноземный Баттистини [144]запел: На стене клопы сидели И на солнце щурились, Фининспектора узрели — Сразу окачурились… В центре земли эти частушки вызвали бурную деятельность. В трубе послышался страшный рокот. Не то это были громовые аплодисменты, не то начали работать подземные вулканы. Между тем помрачневший инспектор пожарной охраны спустился задом по чердачной лестнице и, снова очутившись в кухне, увидел пятерых граждан, которые прямо руками выкапывали из бочки кислую капусту и обжирались ею. Ели они в молчании. Один только Паша Эмильевич по-гурмански крутил головой и, снимая с усов капустные водоросли, с трудом говорил: – Такую капусту грешно есть помимо водки. [145] – Новая партия старушек? – спросил Остап. – Это сироты, – ответил Альхен, выжимая плечом инспектора из кухни и исподволь грозя сиротам кулаком. – Дети Поволжья? [146] Альхен замялся. – Тяжелое наследье царского режима? Альхен развел руками, мол, ничего не поделаешь, раз такое наследие. – Совместное воспитание обоих полов по комплексному методу? Застенчивый Александр Яковлевич тут же, без промедления, пригласил пожарного инспектора отобедать чем бог послал. В этот день бог послал Александру Яковлевичу на обед бутылку зубровки, домашние грибки, форшмак из селедки, украинский борщ с мясом 1-го сорта, курицу с рисом и компот из сушеных яблок. – Сашхен, – сказал Александр Яковлевич, – познакомься с товарищем из Губпожара. Остап артистически раскланялся с хозяйкой дома и объявил ей такой длиннющий и двусмысленный комплимент, что даже не смог его довести до конца. Сашхен – рослая дама, миловидность которой была несколько обезображена николаевскими полубакенбардами, [147]тихо засмеялась и выпила с мужчинами. – Пью за ваше коммунальное хозяйство! – воскликнул Остап. Обед прошел весело, и только за компотом Остап вспомнил о цели своего посещения. – Отчего, – спросил он, – в вашем кефирном заведении такой скудный инвентарь? – Как же, – заволновался Альхен, – а фисгармония? – Знаю, знаю – вокс гуманум. [148]Но посидеть у вас со вкусом абсолютно не на чем. Одни садовые лоханки. – В красном уголке есть стул, – обиделся Альхен, – английский стул. Говорят, еще от старой обстановки остался. – А я, кстати, не видел вашего красного уголка. Как он в смысле пожарной охраны? Не подкачает? Придется посмотреть. – Милости просим. Остап поблагодарил хозяйку за обед и тронулся. В красном уголке примусов не разводили, временных печей не было, дымоходы были в исправности и прочищались регулярно, но стула, к непомерному удивлению Альхена, не было. Остап даже заскрипел от недовольства. Бросились искать стул. Заглядывали под кровати и под скамейки, отодвинули для чего-то фисгармонию, допытывались у старушек, которые опасливо поглядывали на Пашу Эмильевича, но стула так и не нашли. Паша Эмильевич проявил в розысках стула большое упорство. Все уже успокоились, а Паша Эмильевич все еще бродил по комнатам, заглядывал под графины, передвигал чайные жестяные кружки и бормотал: – Где же он может быть? Сегодня он был, я видел его собственными глазами. Смешно даже. – Грустно, девицы, [149]– ледяным голосом сказал Остап. – Это просто смешно! – нагло повторял Паша Эмильевич. Но тут певший все время огнетушитель «Эклер» взял самое верхнее фа, на что способна одна лишь народная артистка республики Нежданова, [150]смолк на секунду и с криком выпустил первую пенную струю, залившую потолок и сбившую с головы повара туальденоровый колпак. За первой струей пеногон-огнетушитель выпустил вторую струю туальденорового цвета, повалившую несовершеннолетнего Исидора Яковлевича. После этого работа «Эклера» стала бесперебойной. К месту происшествия ринулись Паша Эмильевич, Альхен и все уцелевшие Яковлевичи. – Чистая работа! – сказал Остап. – Идиотская выдумка! Старухи, оставшись с Остапом наедине без начальства, сейчас же стали заявлять претензии. – Брательников в доме поселил. Обжираются. – Поросят молоком кормит, а нам кашу сует. – Все из дому повыносил. – Спокойно, девицы, – сказал Остап, отступая, – это к вам из инспекции труда придут. Меня сенат не уполномочил. |