Онлайн книга «Двенадцать стульев»
|
За день до суда, назначенного на двадцать первое июня, кассир Асокин пришел к Агафону Шахову, сел на диван и заплакал. Писатель в купальном халате полулежал в кресле и курил самокрутку. – Пропал я, Агафон Васильевич, – сказал кассир, – засудят меня теперь. – Как же это тебя угораздило? – наставительно спросил Шахов. – Из-за вас пропал, Агафон Васильевич. – А я тут при чем, интересно знать? – Смутили меня, товарищ Шахов. Клеветы про меня написали. Никогда я таким не был. – Чего же тебе, дура, надо от меня? – Ничего не надо. Только через вашу книгу я пропал. Завтра судить будут. А главное – место потерял. Куда теперь приткнешься? – Неужели же моя книга так подействовала? – Подействовала, Агафон Васильевич. Прямо так подействовала, что и сам не знаю, как случилось все. – Замечательно! – воскликнул писатель. Он был польщен. Никогда еще не видел он так ясно воздействия художественного слова на интеллект читателя. Жалко было лишь, что этот показательный случай останется неизвестным критике и читательской массе. Агафон запустил пальцы в свою котлетообразную бородку и задумался. Асокин выбирал слезу из глаза темным носовым платком. – Вот что, братец, – вымолвил писатель задушевным голосом, – в чем, собственно, твое дело? Чего ты боишься? Украл? Да, украл. Украл сто рублей, поддавшись неотразимому влиянию романа Агафона Шахова «Бег волны», издательство «Васильевские четверги» [432], тираж 10000 экземпляров, Москва 1927 год, страниц 269, цена в папке 2 рубля 25 копеек. – Очень понимаю-с. Так оно и было. Полагаете, Агафон Васильевич, что условно дадут? – Ну, это уж обязательно. Только ты все как есть выкладывай. Так и так, скажи, писатель Агафон Шахов, мол, моральный мой убийца… – Да разве ж я посмею, Агафон Васильевич, осрамить автора!.. – Срами! – Да разве ж я вас выдам?! – Выдавай, голубчик. Моя вина. – Ни в жизнь на вас тень я не брошу! – Бросай, милый, большую широколиственную тень брось! Да не забудь про порнографию рассказать, про голых девочек, про Феничку не забудь. Помнишь, как там сказано? – Как же, Агафон Васильевич! «Пышная грудь, здоровый румянец и крепкая линия бедер»… – Вот, вот, вот. И Эсмеральдочка. Хищные зубы, какая-то там линия бедер… – Наташка у вас красивенькая получилась… Раз меня уволили, я вашу книжку каждый день читаю. – И тем лучше. Почитай ее еще сегодня вечером, а завтра все выкладывай. Про меня скажи, что я деморализатор общества, скажи, что взрослому мужчине после моей книжки прямо удержу нет. Захватывающая, скажи, книжка и описаны, мал, в ней сцены невыразимой половой распущенности. – Так и говорить? – Так и говори. Роман Агафона Шахова «Бег волны», не забудешь? Издательство «Васильевские четверги», тираж 10 000 экземпляров, Москва 1927 год, страниц 269, цена в папке 2 рубля 25 копеек. Скажи, что, мол, во всех магазинах, киосках и на станциях железных дорог продается. – Вы мне, Агафон Васильевич, лучше запишите, а то забуду. Писатель опустился в кресло и набросал полную исповедь растратчика. Тут были, главным образом, бедра, несколько раз указывалась цена книги, несомненно, невысокая для такого большого количества страниц, размер тиража и адрес склада изд-ва «Васильевские четверги» – Кошков пер., дом № 21, кв. 17а. Обнадеженный кассир выпросил на прощание новую книгу Шахова под названием «Повесть о потерянной невинности или в борьбе с халатностью». – Так ты иди, братец, – сказал Шахов, – и не греши больше. Нечистоплотно это. – Так я пойду, Агафон Васильевич. Значит, вы думаете, дадут условно? – Это от тебя зависит. Ты больше на книгу вали. Тогда и выкрутишься. Выпроводив кассира, Шахов сделал по комнате несколько танцевальных движений и промурлыкал: – Бейте в бубны, пусть звенят гитары… [433] Потом он позвонил в издательство «Васильевские четверги». – Печатайте четвертое издание «Бега волны», печатайте, печатайте, не бойтесь!.. Это говорит вам Агафон Шахов! – Есть! – повторил Остап сорвавшимся голосом. – Держите! Ипполит Матвеевич принял в свои трепещущие руки плоский деревянный ящичек. Остап в темноте продолжал рыться в стуле. Блеснул береговой маячок. На воду лег золотой столбик и поплыл за пароходом. – Что за черт, – сказал Остап. – Больше ничего нет! – Н-н-не может быть! – пролепетал Ипполит Матвеевич. – Ну, вы тоже посмотрите! Воробьянинов, не дыша, пал на колени и по локоть всунул руку под сиденье. Между пальцами он ощутил основание пружины. Больше ничего твердого не было. От стула шел сухой мерзкий запах потревоженной пыли. – Нету? – спросил Остап. – Нет. Тогда Остап приподнял стул и выбросил его далеко за борт. Послышался тяжелый всплеск. Вздрагивая от ночной сырости, концессионеры в сомнении вернулись к себе в каюту. – Так, – сказал Бендер. – Что-то мы во всяком случае нашли. Ипполит Матвеевич достал из кармана ящичек. Воробьянинов осовело посмотрел на него. – Давайте, давайте! Чего глаза пялите? Ящичек открыли. На дне его лежала медная позеленевшая пластинка с надписью: Мастеръ Гамбсъ этимъ полукресломъ начинаетъ новую партiю мебели. 1865 г. Санктъ-Петербургъ. Надпись эту Остап прочел вслух. – А где же бриллианты? – спросил Ипполит Матвеевич. – Вы поразительно догадливы, дорогой охотник за табуретками, бриллиантов, как видите, нет. – Я не могу больше! – воскликнул Воробьянинов в отчаянии. – Это выше моих сил! На него было жалко смотреть. Отросшие слегка усы двигались, стекла пенсне были туманны. Казалось, что в отчаянии он бьет себя ушами по щекам. – Чего вы не можете? – спросил Остап. Холодный, рассудительный голос великого комбинатора оказал свое обычное магическое действие. Воробьянинов вытянул руки по вытертым швам и замолчал. |