Онлайн книга «Хроника №13»
|
– Имеешь право, это твоя жизнь. – Ты ко мне вернешься? – Уже вернулась. – А как же… А если опять кого-то захочется? – Только об этом и думаю. Я беременная, Саша. – От меня? – По срокам – да. Можешь проверить. – Не буду я ничего проверять. Я же тебя люблю. – Я тебя тоже. Как завелся этот червячок, так и поняла. Что люблю и хочу от тебя родить. Хоть в пустыне. Хоть в вигваме на Северном полюсе. – В чуме. Или в яранге. Кошмар. Мы говорим, как сопливые герои сопливого мыльного сериала. – Вот я буду думать, как я говорю! Как говорю, так и говорю. У меня там вещи, поможешь затащить? – Спросила бы хоть, согласен я или нет. – А то не согласен! – Да согласен, конечно. Они обнимаются – как-то очень осторожно, бережно, словно опасаются повредить друг другу. Варя глубоко вздыхает. – Ты чего? – Будто под водой была и вынырнула. – Лишние слова, длинный диалог. Вычеркнуть. Все должно быть понятно без слов. – А я хочу говорить. – Говори. – Пойдем за вещами, такси ждет, счетчик работает. Они выходят, но тут Сашу окликает голос. – А я? Саша оборачивается: на постели сидит грустная Арина. – Я тоже жить хочу, – говорит Арина. – А ты меня бросил. И всех нас вообще. – Я вернусь. Но по-другому. – Хорошо, буду ждать. Жить очень уж хочется, понимаешь? – А то! 107
В переговорную комнату входит сценарист Слаповский, изможденный и слабослышащий мужчина. Его сопровождает молоденькая девушка. – Они сейчас придут, – говорит она. – Чай, кофе, сок, хотите что-нибудь? – А? – Что-нибудь выпить? – Нет. Днем не пью. – А про что у вас сценарий? Я тоже пишу типа сценария что-то, но так, для собственного удовольствия. – А? – Я говорю, тоже пишу – для собственного удовольствия. – Понятно. А для чьего же еще? – Для зрителей. – Если вы не получаете удовольствия, то и зритель не получит удовольствия. Какие чудовищно пошлые вещи я говорю. – Почему, интересная мысль. А про что ваш сценарий? Как называется? – «Сценарий». – Да, я поняла. А как называется? – «Сценарий». – Я поняла, что же еще, сценарий. А как называется? Открывается дверь, входят Савчук, Мелецкий и Лика. Они поочередно пожимают руку сценаристу. Девушка выскальзывает. Все рассаживаются за столом. Савчук кладет на стол стопку листов. – Ну что ж, – говорит он. – Начнем? КОНЕЦ ФИЛЬМА Да, но еще ведь титры. А на титрах Савчук, Мелецкий и Лика что-то говорят, говорят, говорят… Их не слышно. Хроника. Январь
Из новостей
* * * Во всех регионах России начато внедрение универсальной электронной карты, в которой совмещены практически все документы, в том числе паспорт, водительское удостоверение, СНИЛС, медицинский полис, проездной билет, а также банковская карта. (Да ввинтить чип в голову, и все! Скажешь кому, подумают: шутит. А нет – мне скрывать нечего. Но как я ненавижу получать визы, возиться с документами и пр.! Чип – и нет проблем. Сканировать мысли все равно никогда не получится – я в этом уверен, а остальное меня не волнует.) * * * В России вступил в силу закон, запрещающий американским гражданам усыновление российских детей («Закон Димы Яковлева»). (Главное в законе – послание российским гражданам: там хуже, и они вообще сволочи.) * * * 27 января – пожар в ночном клубе «Kiss» в бразильском городе Санта-Мария штата Риу-Гранди-ду-Сул, 236 человек погибли. (Таких новостей много. Но мне почему-то приснилось, что я оказался в этом клубе. Танцую с бразильянкой, одетой, как на карнавале. Бегло и галантно говорю с ней по-испански. Или по-португальски, во сне не понял. Потом удаляемся за красные шторы – и тут пожар, дым, ужас… Загадочная выборочность сновидений…) Из журнала
[1]
* * * Все, друзья, я забеременел новой книгой. И, как всегда бывает, мне сейчас все равно, что говорят и пишут о предыдущих. Они ушли в прошлое. Новая будет лучше и все оправдает. И к сериальной поденке стал относиться легче – я будто хожу на работу, а потом возвращаюсь домой, в книгу. И бытовые трудности не тяготят. Это как влюбленность: что бы ни происходило, ты участвуешь, но где-то под ложечкой греет и светит твое тайное, счастливое. * * * Странные игры
Я был мальчик с фантазиями. Придя из школы и собираясь пообедать, отрезал кусок хлеба и вдруг придумывал, что он у меня последний. Делил его ножом на кубики и ел по одному, наслаждаясь, слизывая крошки с ладони. Потом разрешал себе сварить кофе. В кружке. Соскребал снег из морозилки, бросал в кофе – для отстоя гущи по науке Джека Лондона. Или, наливая воды, воображал, что я из пустыни, что это первый мой стакан после трех дней жажды. В горле становилось сухо. Вода была жгуче желанной. Но я терпел. Я знал, что пить не дадут до вечера. Кто не даст, почему, вопроса не возникало. Не дадут, и все. Через полчаса начинал пить. По глоточку. Сдерживая себя. И вода казалось сладкой. Или того чудней: представлял, что у меня поездом отрезало ноги. Вместо них – протезы. Я хожу на прямых ногах, играя в эту страшноватую игру. Товарищи удивляются – что со мной? Я не признаюсь. Мне не надо жалости и сочувствия. А к вечеру надоедало. Я решал: мне пришили новые ноги. И они приросли. Как родные. Ложась вечером спать, я с особой приятностью ощущал, как ступни нежатся под тканью одеяла, шевелил пальцами, радуясь: надо же, двигаются! Или представлялось: я немой. Не могу говорить. Ходил так целыми днями, а потом разрешал себе вымолвить слово, другое. Потихоньку речь возвращалась. И каждое слово было – как новенькое. Как подарок самому себе. Или (уже подрос): выхожу на родной остановке – и кажется мне, что я долго сидел в тюрьме и вернулся домой. Или: воевал, остался жив и вернулся домой. Или: смертельно болел, выздоровел и вернулся домой. И вот иду – и всему радуюсь. Свободе, небу, солнцу, лицам людей. В дом входил чуть ли не со слезами счастья. |