Книга Крокодил, страница 21 – Марина Ахмедова

Светка молчала.

– Святая, блядь, – сказала Яга сварливо. – Я тут одна, блядь, колюсь, остальные все – святые.

– У меня ВИЧ, – сказала Светка.

– Откуда ты знаешь? – спросила Яга, не меняя позы.

– В диспансере сегодня была. Там сказали.

– А ты че, анализы, блядь, сдавала? – повысила голос Яга.

– Они же каждый месяц сыпали бумажки в почтовый ящик – вызовы.

– Я ж тебе сказала: каждый день, блядь, ящик проверяй, чтобы мама не видела. Нахуй ты туда пошла?

– А че мне, без терапии жить? У меня и так уже иммунитет упал!

– Блядь, пей свою терапию. Залечат тебя теперь, от их лечения быстрей сдохнешь.

– Иди сдай анализы, – пробубнила Светка. – Может, у тебя тоже ВИЧ.

– А мне похуй, – ответила Яга и откинулась на подушку.

– Че тебе похуй? Других заразишь.

– А мне похуй… – Яга покрутилась в кровати, выгибая руки и ноги. – Че, воды принесешь? – спросила она.

Светка промолчала, прислонилась спиной к стене, сложила на животе руки, но сразу их отдернула. За окном стемнело. Занавеска почернела. Почернели и тени, собравшись в выемках на Светкином лице, особенно в глазницах.

– Еще я, короче, в консультации сегодня была.

– В какой? – насторожилась Яга.

– В женской.

– Там ты что забыла?

– У меня еще беременность… – проговорила Светка.

– И че тебе врач сказал? – спросила Яга напряженным голосом.

– Она сказала, срок большой, надо вынужденные роды делать, – спокойно ответила Светка.

– И че, когда ты пойдешь?

– Я еще не решила.

– Че ты, блядь, еще не решила? – повысила голос Яга.

– То не решила!

– Че не решила?

– Говорю же – то!

– Ты – дура, блядь? Кому он тут нужен?! – Яга села на кровати и уставилась в темные глазницы Светки.

– Не дави на меня! – крикнула Светка.

Она не шевелилась, сидя в темноте. Не было видно, что происходит на ее лице.

– Кто на тебя давит?

– Ты всю жизнь на меня давила… Всю… жизнь… – последние слова Светка произнесла сдавленным голосом.

– Блядь, он вичовый родится… – произнесла Яга зловещим шепотом.

– Может, ты тоже вичовая! – растягивая слова, ответила Светка. – На меня одну, что ли, эти вызовы приходили?

– Че ты каркаешь?! – с угрозой спросила Яга. – Иди вон Олега своего обрадуй, через дом, блядь, живет.

– Чтоб он меня опять избил, да? – визгнула Светка.

– А на кого ты его хочешь повесить? На мать?

– Будто ты о матери так заботишься!

– Чем ты раньше думала?!

Светка не ответила. Она шмыгала носом, всхлипывала, и с каждым разом ее всхлипы становились глубже, судорожней, а паузы между ними – дольше.

– Ну ладно, Свет, – сказала Яга другим голосом. – Он же родится, это… нежизне… способным, – она запнулась на длинном слове. – От каждой простуды может умереть…

Светка плакала и не отвечала.

– Ну че ты, Свет, – продолжила Яга, видимо, желая, чтобы ее голос звучал мягче, но он становился только глуше и шершавей. – Ты сама подумай, сколько нам осталось?

– Я же давно не кололась, – сдавленно сказала Светка.

– А ВИЧ, блядь, у кого?! – снова вышла из себя Яга, и Светка заплакала громче.

Яга замолчала, с ее кровати доносилось только шумное дыхание, горячее даже на слух. Она стала раскачиваться и что-то мычать про себя.

– Яга, – наконец, подала слабый голос Светка.

– Ну че? – спросила Яга.

– Вон у тети Поли дочки замуж вышли, – произнесла Светка через заложенный слезами нос. – Почему мы такие невезучие?

– А то ты не знаешь…

– Не знаю, Ягуша, – Светка шмыгнула носом.

Яга придвинулась к краю кровати, ближе к Светке. Та тоже подалась от стены вперед.

– Потому что мать нас прокляла, – давящим шепотом произнесла Яга.

– Ты че? – испуганно выдохнула Светка.

– Да? – повысила голос Яга. – А сколько раз она нас проклинала?

– Это тут при чем? Она просто так говорила, не серьезно.

– Материнское проклятие самое сильное, – пробубнила Яга.

– И че?

– И то.

Яга замолчала и смотрела на Светку из темноты, как будто давая ей время осознать и принять сказанное.

– И че нам теперь делать? – наконец спросила Светка.

– Теперь уже ничего не поможет. Может, когда умрет только. Ее проклятие уйдет с нею.

– Не говори так, Яга, – строго сказала Светка.

– Тогда не спрашивай, если не веришь, – обиженным басом ответила Яга.

Они снова помолчали.

– Ну, че ты решила? – спросила Яга.

Соседи погасили в доме свет, и яблоня отодвинулась в тень. Высокая, она уходила вверх до тех пор, пока было видно небо – без звезд, без луны. В некоторых домах окна горели, выпуская из черных стен жидкое золото электричества.

Поблизости не было ни продуктовых магазинов, ни других заведений, работающих круглосуточно. По дороге, не убранной асфальтом, не ездили машины и никто не ходил. Ночь не звучала, но приносила сюда, на эту окраину Екатеринбурга, как будто отрезанную от остального города, ощущение звуков, движений и голосов, которыми бурлила его сердцевина и которые стекались сюда по наклонной невидимыми волнами, неся с собой черную тревогу.

Светка прислонилась к яблоне животом. От коры пахло сыростью.

– Ты – умница моя, – сказала Светка, прижимаясь к яблоне. – Все мои желания исполняешь, что ни попрошу.

Яблоня казалась безжизненной, как часто бывает в середине весны в холодных городах – почки не успевают еще набухнуть до той степени, когда в них видна жизнь. Только сгнившие яблоки на верхних ветвях напоминали о том, что в прошлом году яблоня была жива.

Светка посмотрела через забор. Там, на соседском участке, росла такая же высокая яблоня. Светка смотрела на нее, смотрела, прижимаясь животом к стволу все плотней. Нос ее дернулся, за ним дрогнули рот и подбородок. Все ее лицо как будто вспышкой озарилось, хотя в соседских окнах свет никто не зажигал.

– Хорошо деревьям, – блаженным голосом сказала Светка. – Они сами от себя родят…

За калиткой мелькнула тень.

– Кто? – испуганно обернулась Светка.

– Свет, это я, Ваня, – послышался мужской голос, растягивающий слова.