Книга Жизнь и приключения Светы Хохряковой, страница 73 – Татьяна Догилева

– Я тебя, сучка, даже не пристрелю, я тебя на куски разорву, если еще посмеешь обозвать нас свиньями.

Я зарыдала и припала к его ботинкам:

– Простите меня, сеньор Хорхе. Простите, я просто так пела, я никого не имела в виду. Не бейте меня больше, мне страшно.

Я валялась у его ног, заливала пол слезами и молила о пощаде.

Хорхе рывком поднял меня на ноги, схватил мое лицо двумя руками и прошипел, брызгая слюной:

– Ты будешь делать все, что тебе прикажут.

– Конечно, – ответила я как женщина из племени Мейры и изо всех сил ударила его коленом по яйцам.

Он согнулся с завываниями, а я мгновенно добавила ему стулом по голове. Он рухнул прямо в лужу моих слез. И пока корячился, я выхватила пистолет из кобуры и заорала: «Руки вверх!», взвела курок и засандалила поверженному командиру носком под дых, чтобы не отвлекал.

Мигель и Серхио стояли обалдевшие, потому что все действия произошли буквально за несколько секунд.

Они и не думали поднимать руки вверх, потому что, похоже, не верили своим глазам.

– Руки вверх! – завопила я истошно и выстрелила в потолок.

Тогда они мое требование быстренько исполнили. Так и стояли, изумленно глядя на меня.

– Дорогие сеньоры командиры организации «Камино Хусто», я удивлена и обижена вашим отношением ко мне. Я явно этого не заслужила, я в точности выполняла все ваши приказы. Мне поставили задачу – внедриться. Разве я не внедрилась? Я стала абсолютно своей в рыночной части Лианы, я даже сумела побывать в Лунге и наладить контакты с тамошними обитателями. Сегодня меня там опять ждут в гости. Я готова и дальше выполнять ваши приказы, но только в том случае, если вы избавите меня от оскорблений и унижений. Я не потерплю больше ни единого плохого слова в свой адрес. Конечно, я понимаю, что один пистолетик – ненадежная защита против орды борцов за справедливость. Но кое-каких неприятностей я сумею наделать, последнюю пулю оставлю себе. Так что думайте, господа, решайте. Я буду ждать в своей комнате Серхио. Я больше ни с кем разговаривать не стану, он один еще остался похож на человека, а не на оголтелого фаната справедливости. Какая такая справедливость, если вы так несправедливо поступаете со мной? Я вам не марионетка, я – человек, а как сказал один писатель, которого вы наверняка не читали: «Человек – это звучит гордо».

– Это сказал пролетарский писатель Горький, – произнес Мигель с каменным лицом.

– Не забывайте об этом, сеньор Мигель, – сказала я и ушла с кухни.

Я сидела на неубранной постели, прислонившись к стене спиной, и меня била нервная дрожь.

«Красный гнев» еще не прошел, и мне очень хотелось стрелять, просто стрелять, стрелять и стрелять. Не в кого-нибудь, а хотя бы в отрытое окно. Я осмотрела на пистолет, который стоял на предохранителе, и вдруг подумала: «А с чего это я так быстро с ним справилась? Я ж вообще стрелять не умею».

«Умеешь, – подсказала мне память, – тебя папа учил».

«Да, – сказала я себе. – Папа учил. В детстве. А пистолет у него был точно такой».

Я стала гладить пистолет, название которого не знала, и вспоминать моего красивого веселого отца Володю. Я вспомнила, как он любил меня, как все свободное время, которого было совсем немного, посвящал мне. Как мы ходили на базар и покупали овощи, как ловко он разрезал арбузы, и протягивал по красному сладкому ломтю мне и мамочке, и как мы не вставали из-за стола, пока не съедали его целиком. А потом весь день по очереди бегали в туалет и хохотали. Эти дни у нас так и назывались – писательские.

Папа иногда брал меня на полигон. Мама была очень против, но папа строго говорил: «Дочь военного должна знать, чем занимается ее отец».

А я горячо его поддерживала. Мне там очень не нравилось, на этих полигонах: пыльно, жарко и в общем-то ничего интересного. Но зато как круто было заявить на следующий день одноклассникам: «Я вчера каталась на танке» или «Я вчера стреляла из настоящего пистолета» – и чувствовать себя целый день королевой в глазах мальчишек, которые приставали ко мне с расспросами.

Да, именно на полигонах, куда папа брал меня в тихие дни, чтобы похвастаться перед товарищами дочкой, он учил меня стрелять из пистолета. У меня ничего не получалось, пистолет был слишком тяжелым и тугим для моих пальчиков, но пару раз я все-таки бабахнула самостоятельно, никуда, естественно, не попав.

Но папа все равно был горд и доволен своей боевой дочерью. Я редко вспоминала папу – слишком рано он ушел от нас, а потом началась такая тяжелая жизнь, что я всю любовь сосредоточила на мамочке, но сегодня папа Володя послал мне привет.

Спасибо, папа, я тебя помню и люблю.

Дрожь унялась, и я почувствовала дикую слабость. Вытянулась на кровати, положила пистолет рядом на подушке и стала просто смотреть на него.

Из кухни слышалась какая-то возня, видимо, оказывали помощь придурку Хорхе. Какие-то разговоры, но я не прислушивалась – я смотрела на папин пистолет.

Какая-то дрема напала на меня, и сколько времени прошло, до того как открылась дверь в мою комнату и вошел Серхио, я сказать бы не могла.

Он оценил мое состояние, подошел и присел на край кровати. Нежно погладил меня по щеке – это было приятно, но когда он попробовал меня поцеловать – я передернулась от отвращения, резко села и сказала:

– Это уже перебор, командир. Давай ближе к делу.

– К делу, так к делу. – Он опять поставил стул напротив меня и начал задавать вопросы.

Я все честно рассказала, как я попала в Лунг и что там со мной произошло, умолчала только о пещере.

Серхио встал и начал ходить по комнате, что-то обдумывая.

– Что ты делала у Мейры?

– А куда мне было еще податься?

– Она говорила тебе что-нибудь?

– Да, она сказала, что вы должны опередить американцев. Чтобы не началась большая война.

– Зачем она тебе это сказала?

– Спросите у нее. Видимо, она считает, что я тоже из «Камина Хусто».

– Знает, что ты русская?

– Нет. Но назвала меня северной птичкой.

– Кто помог тебе добраться с острова до Территории?

– Дельфины.

– Я тебе не верю.

– Твое дело. Я говорю правду.

– Скорее всего тебя каким-то образом вынесло на течение, а дельфины просто твои галлюцинации от перегрева, недоедания и стрессов.

– Считай, как хочешь. Приступай к делу, командир.

И Серхио приступил. Он провел долгую политинформацию, потом еще раз в подробностях пересказал все злодеяния Эскобара Санчеса, пытаясь разжечь ненависть в моем сердце к этому преступнику против человечества. Но ненависть не разожглась. Сердце мое билось ровно, я ждала продолжения, хотя уже догадалась, куда он клонит. Потом стал рассказывать про Аниту.