Онлайн книга «Кысь»
|
– Ирония в том, что Запада нету. – Что значит нету! – рассердился Лев Львович. – Запад всегда есть. – Но мы про это знать не можем. – Нет уж, позвольте! Мы-то знаем. Это они про нас ничего не знают. – Для вас это новость? Лев Львович еще больше помрачнел и ковырял стол. – Сейчас главное – ксерокс. – Да почему же, почему?! – Потому что сказано: плодитесь и размножайтесь! – Лев Львович поднял длинный палец. – Размножайтесь! – Ну как вы мыслите, – Никита Иваныч спрашивает, – ну будь у вас и факс и ксерокс. В теперешних усло-виях. Предположим. Хотя и невероятно. Что бы вы с ними делали. Как вы собираетесь бороться за свободу факсом? Ну? – Помилуйте. Да очень просто. Беру альбом Дюрера. Это к примеру. Черно-белый, но это не важно. Беру ксерокс, делаю копию. Размножаю. Беру факс, посылаю копию на Запад. Там смотрят: что такое! Их национальное сокровище. Они мне факс: верните национальное сокровище сию минуту! А я им: придите и возьмите. Володейте. Вот вам и международные контакты, и дипломатические переговоры, да все что угодно! Кофе, мощеные дороги. Вспомните, Никита Иваныч... Рубашки с запонками. Конференции... – Конфронтации... – Гуманитарный рис шлифованный... – Порновидео... – Джинсы... – Террористы... – Обязательно. Жалобы в ООН. Политические голодовки. Международный суд в Гааге. – Гааги нету. Лев Львович сильно помотал головой, даже свечное пламя заметалось: – Не расстраивайте меня, Никита Иваныч. Не говорите таких ужасных вещей. Это Домострой. – Нет Гааги, голубчик. И не было. Лев Львович заплакал пьяными слезами, стукнул кулаком по столу – горошек подскочил на тарелке: – Неправда! Не верю! Запад нам поможет! – Сами должны, собственными силами! – Не первый раз замечаю за вами националистические настроения! Вы славянофил! – Я, знаете... – Славянофил, славянофил! Не спорьте! – Чаю духовного возрождения! – Самиздат нужен. – Но Лев Львович! Но самиздат у нас и так цветет пышным цветом. Вы же сами в свое время настаивали, не правда ли, что это основное. И вот, пожалуйста, – духовной жизни никакой. Значит, не в том дело. – У меня жизнь духовная, – кашлянув, вмешался Бенедикт. – В каком смысле? – Мышей не ем. – Ну и?.. – В рот не беру. Только птицу. Мясо. Пирожок иногда. Блины. Грибыши, конечно. Соловей «марешаль» в кляре, хвощи по-савойски. Форшмак из снегирей. Парфэ из огнецов а ля лионнэз. Опосля – сыр и фрукты. Все. Прежние молчали и смотрели на него в четыре глаза. – А сигару? – осклабился наконец Лев Львович. – Цыгару курить в другую палату переходим. К печке. Теща моя, Феврония, за столом не велит. – Помню Хавронью, – заметил Лев Львович. – Папашу ее помню. Дебил. Дедушку. Тоже был дебил. Прадедушка – тоже. – Совершенно верно, – подтвердил Бенедикт. – Стариннейшего роду, из французов. – Плодились и размножались, – захихикал пьяненький Никита Иваныч. – Вот вам! А? Лев Львович! – А вот вам ваш духовный ренессанс, Никита Иваныч! Налили ржави. – Ну ладно... За возврат к истокам, Лев Львович! – За вашу и нашу свободу! Выпили. Бенедикт тоже выпил. – Отчего бы это, – сказал Никита Иваныч, – отчего это у нас все мутирует, ну все! Ладно люди, но язык, понятия, смысл! А? Россия! Все вывернуто! – Не все, – поспорил Бенедикт. – Вот разве если сыру съешь, то да, внутрях мутирует и выворачивает. А если пирожок – то ничего... Никита Иваныч!.. А я к вам с подарком. Бенедикт пошарил за пазухой и вынул, в чистую тряпицу завернутые, «Виндадоры» – жалко было, по-честному, до слез, но – нельзя же без приношения. – Вот. Это вам. Книга. Никита Иваныч изумился, Лев Львович всполошился: – Это провокация!.. Никита Иваныч!.. – Это стих, – пояснил Бенедикт. – Здеся все про нашу жизнь в стихах. Вы вот спорите, сейчас подеретесь, – а вы читайте. Я наизусть выучил. – Бенедикт завел глаза в темный потолок – а так всегда вспоминать легче, ничего не отвлекает: «Поросеночек яичко снес! Куропаточка бычка родила! Виндадоры, виндадоры...» – Не надо, – попросил Лев Львович. – Сами любите? Я тоже больше сам, глазами... чтоб никто не мешал... Канпоту себе нацедишь – и читать! – Где взял? – поинтересовался Никита Иваныч. Бенедикт выразил неопределенность: челюсть выдвинул вперед, рот завинтил, будто для поцелуя, брови поднял повыше, сколько кожа позволила, и глаза скосил на плечо; руками тоже пошевелил туда-сюда в разных направлениях. – Взял... И взял. У нас вообще библиотека большая. Налили еще ржави; Прежние на Бенедикта не смотрели, да и друг на друга не смотрели, а в стол. – Спецхран, – сказал Лев Львович. – Духовная сокровищница, – поправил Никита Иваныч. – Но я уже все прочел, – сказал Бенедикт. – Я, это... С просьбой. Может, у вас что почитать найдется, а? Я аккуратно... ни пятен, ничего. Я книгу уважаю. – У меня книг нет, – отрекся Никита Иваныч. Правда нет, ай врет?.. – Я могу свои дать, на время... Вроде как в обмен... Если вы осторожно... Оберните там чем-нибудь... тряпицей, ветошью... У меня книги хорошие, ни Болезни от них, ничего... – Межбиб с Левиафаном, – сказал Лев Львович. – Я бы не связывался. – У вас фаза конспирации... Где же ваш демократизм? – Не надо кооперироваться с тоталитарным режимом... Бенедикт переждал, пока Прежние закончат свою тарабарщину. – Дык как, Никита Иваныч? Никита Иваныч руками сделал вид, что не слышал. Еще браги налил. Хорошо пошла... – У меня интересные, – соблазнял Бенедикт. – Про баб, про природу... наука тоже... всякое сообчают... А вот вы про свободы говорите – так и про свободы пишут, про что хочешь пишут. Учат, как свободу делать. Принести? Но только чтоб аккуратно. – Но?.. – заинтересовался Лев Львович. – Чья книга? – Моя. – Автор, автор кто? Бенедикт подумал. – Сразу не вспомню... На «Пле» как-то... – Плеханов? – Не... |