
Онлайн книга «Брик-лейн»
— Это самое главное. — И он посмотрел на Шахану. — А тебе? — Лучше не бывает. Шану помедлил. На лицо набежала тучка. Но потом ушла. Обвислые его щеки растянулись в улыбке: — Все для нашей мемсахиб. — И пошел по траве к берегу озера. — Ты его любишь? — со злостью спросила Шахана. Глаза ее сузились. Назнин словно вытолкнули из самолета. Кивнула. — Я имею в виду, была ли ты в него влюблена? Может, до того, как он разжирел? Назнин потянулась к дочери. Дотронулась до ее руки, захотела обнять ее, прижать к себе крепко-крепко. — Твой отец очень хороший человек. Мне повезло в замужестве. — Ты хочешь сказать, что он тебя не бил, — сказал Шахана. — Когда ты повзрослеешь, все поймешь. И про мужей, и про жен. Назнин не знала, кто из них мудрей: она или дочь. Может, вопросы Шаханы не так уж наивны? Так или иначе, она чувствовала гордость за свою девочку. Но Шахана не успокаивалась: — Ты его любишь? Биби села рядом, обняв колени руками и приготовившись к худшему: — Ты его любишь, мама? Назнин засмеялась: — Глупые вы девчонки! Что за вопрос — люблю ли я свою семью. Смотрите, вон ваш отец с шоколадным мороженым. В понедельник утром пришла миссис Ислам за деньгами. Она прислонилась к стене в прихожей, и тут же отлетел еще один шмат штукатурки. Несколько минут миссис Ислам терла ногу, и в ее стонах слышались одновременно и боль, и стремление ее превозмочь. Она опрыскала бедро спреем от растяжений. Большая часть вылилась на шифоновое сари, но от спрея полегчало. — Деточка, я тебе кое-что принесла. Вот. Принеси мне мою сумку. Улегшись на кровать, миссис Ислам закрыла глаза. Назнин стояла рядом. За стеной в соседней квартире — ритмичный стук. О стенку хлопает кровать. У соседки новый дружок. Назнин вспыхнула. Интересно, слышат ли соседи, как стучит ее кровать, и много ли ее кровать уже рассказала. — Господу осталось назвать только час, а я уже готова. Назнин привыкла. Не хочется спорить. Надо подождать. Слушать миссис Ислам все равно что в Гурипуре слушать радио в грозу. Назнин просто отключалась. «Ближайшие соседи — белые. В чужие дела они не лезут», — однажды много лет назад сказала ей миссис Ислам. Теперь Назнин знает почему. Остается сказать англичанам спасибо за эту их особенность. — Школа переполнена. Не отправляй к нам своих дочек. Мы не сможем их принять. Назнин заметила, что на бородавке у миссис Ислам вырос еще один узелок. Из него торчит четвертый волосок. Все четыре волоска длинные. Может быть, руки миссис Ислам трясутся сильнее, а может, у нее ухудшилось зрение. Возможно, она и вправду становится немощной. Белый пучок прически уже не такой плотный и аккуратный, как раньше. Он теперь похож на гнездо неряшливой и неразборчивой птицы, и вместо невидимых сил, резинок и заколок в нем сверкают с десяток черных металлических шпилек. Назнин подошла к серванту и открыла дверцу. Из-за деревянного слоника вытащила желтый конверт и в третий раз за день сосчитала пять десятифунтовых банкнот. Шану решил больше не отдавать проценты. Две недели повторял: — Ничего больше не дам этой воровке. Отныне все деньги откладываем на поездку. Но после визита сыновей Шану стал более сговорчивым, и они остановились на пятидесяти фунтах в неделю. — Сколько денег ты мне приготовила, деточка? Миссис Ислам принялась разминать себе руку, все еще не открывая глаз. — Пятьдесят фунтов. Как и договаривались. Миссис Ислам открыла глаза. От этих глаз ничего невозможно скрыть. Они маленькие и опасные. — Артрит. Теперь и руки мои искалечены. Но не волнуйся. Я уже слишком стара. Она пошарила в кармане своей кофты и что-то оттуда вытащила. — На, возьми. Ее голос стал совсем тихим, она запрокинула голову, как будто потеряла сознание. Пришла в себя. — Когда я была совсем маленькой, мама каждый день массировала мне ручки. У меня были самые маленькие и мягкие ручки в Тангайле. Но теперь, — она вздохнула, — я не смогу их надеть. Возьми, деточка. Возьми их. Браслеты из темно-зеленого стекла с крупицами золота, застывшими внутри. Миссис Ислам вынула платок, вытерла лоб. От нее запахло ментоловыми карамельками и сиропом от кашля: слоеный запах, как туалетная вода на потном теле, сладкий запах разложения. — Очень красивые, — сказала Назнин. — Да, да. Бери все, что хочешь. И снова покорно закрыла глаза. Голос ее не громче шороха сиреневого сари из шифона. В руках Назнин держит конверт. Язык держит за зубами. Миссис Ислам начала тереть виски корявыми пальцами. Назнин ждала и теряла терпение, но молчала. Миссис Ислам открыла рот, чтобы полностью расслабить лицо. Назнин представила, что заталкивает деньги ей прямо в эту черную дыру. — Так, значит, вы домой собираетесь, — еле слышно старческим голосом. Наверху заработал пылесос. Кровать у соседки о стену больше не стучит. — Не знаю. — И Назнин в четвертый раз пересчитала деньги. — Не знаешь. Конечно. Откуда тебе знать? Раз ты собралась грабить пожилую женщину, тебе и не положено знать. Надо держать рот на замке. — Вот ваши деньги. — Здесь все? — быстро спросила миссис Ислам. Ее глаза засверкали. — Давай их сюда. Сколько тут? Должны мне тысячу и собрались бежать? Давай все остальное. — Это все, что у меня есть. — Во рту горько, как от желчи. — Нет, деточка. Что ж вы поплывете домой с кастрюлями на голове через океан? У вас должны быть деньги на самолет. Назнин готова была плюнуть, немедленно, сейчас же, на этот сиреневый шифон. Но сглотнула. — Здесь нет. Здесь у меня нет денег. С гостьей случилась перемена. Она начала тяжело дышать. Схватилась за грудь и вся сжалась, словно что-то начало ее пожирать изнутри. Начала хватать ртом воздух и замахала рукой. Назнин бросилась к сумке за сиропом или за более серьезной панацеей. Но миссис Ислам не дала ей сумку. — Сядь ко мне поближе, — закаркала она. Назнин опустилась возле дивана на колени, и миссис Ислам схватила ее за руку. Кожа у нее сухая и горячая, как испеченные солнцем листья, костяшки острые. С такого близкого расстояния видны все малюсенькие вены на щеках и в носу. Они, наверное, стали заметны, потому что кожа стерлась. — Я уже много лет вдова. Назнин почувствовала смесь больничных запахов и запахов, которые убивают запахи. |