Онлайн книга «Он снова здесь»
|
– Разумеется, – отозвался негр с массом, подписывая некоему юноше толстым фломастером фотографию, – это ж господин Гитлер из Визгюра. По пятницам на MyTV! Или нет, у него же сейчас свой проект. Посмотри – коньки отбросишь! – Но это не как у других, это прям как бы политика, – сказал вырез, уже немало переживший на своем веку. – Это прям как у Харальда Шмидта. – Нет, он не для меня, – отозвалась блондинка и повернулась ко мне, – простите, это я не про вас, но насчет политики, мне кажется, мы ничего тут не изменим. Все эти партии и прочее – все они под одной крышей. – Вы словно читаете в моей душе, – сказал я в тот момент, когда официантка поставила передо мной минеральную воду. Сделав глоток, я посмотрел с нашего балкона вниз, в центр палатки. Ведь так приятно видеть, как люди, сидя на лавках, кладут друг другу руки на плечи и заводят песню, раскачиваясь ей в такт. Но ничего подобного здесь не было. Внизу все стояли на столах и лавках, помимо тех, кто уже упал. Громко звали какого-то Антона [74] . Я попытался вспомнить, докладывал ли мне Геринг, посещавший этот праздник, о похожем массовом падении нравов, но никаких подобных воспоминаний не обнаружил. – Откуда вы? – спросила женщина в летах. – Вы не с юга Германии, правда? И вновь продемонстрировала мне свое декольте, буквально сунув его мне под нос, как в церкви тебе суют мешочек для пожертвований на палке. – Из Австрии! – ответил я. – Прям как настоящий! – сказало декольте. Кивнув, я осмотрел помещение. Раздался визг, потом несколько дам в комичных платьях попытались забраться на скамейки и призвали других к тому же. Мало привлекательного было в этих женщинах с их вымученно хорошим настроением – от них исходило какое-то беспросветное отчаяние. Хотя, может, я это придумал, может, дело было в их чересчур набухших губах, которые вопреки всем усилиям придавали лицу капризный или даже обиженный вид. Я бросил быстрый взгляд на губы пожилого декольте. Они-то казались нормальными. – Я тоже не люблю накачек, – произнесло декольте. – Простите? – Вы же посмотрели на мой рот, да? – Она сделала глоток пива. – Я не хочу подпускать к себе врачей. Хотя иногда думаю, что так было бы легче. Мы все-таки не молодеем. – Врачей? Вы больны? – Какой вы милый, – сказало декольте и перегнулось ко мне через стол, так что его содержимое, казалось, вот-вот вывалится. Она взяла меня за плечо и повернула так, чтобы мы с ней смотрели в одном направлении. От нее исходил ощутимый запах пива, впрочем, приятный в своей умеренности. Немного покачивающимся указательным пальцем правой руки она принялась показывать на разных дам, приговаривая: – Манг. Губиш. Манг. Прага. Не знаю. Манг. Мюльбауэр [75] , причем давно. Не знаю, не знаю. Мюльбауэр. Чехия. Манг, Манг. Какой-то халтурщик, потом Манг, причем ремонт оплачивал RTL 2, или Pro Sieben, или те, кто снимал. Она села опять нормально и посмотрела на меня. – С вами тоже что-то делали, правда? – Со мной? – Я вас умоляю, такое сходство! В нашей среде уже давно все гадают, кому же это удалось. Хотя, – она сделала большой глоток пива, – по моему мнению, на этого типа надо в суд подать. – Любезная госпожа, я не имею никакого понятия, о чем вы говорите! – Об операциях, – раздраженно сказала она. – И не надо делать вид, что их не было. Это просто глупо! – Разумеется, операции были. – Я удивился ее словам, впрочем, дама была даже по-своему симпатична. – Например, “Морской лев”, “Барбаросса”, “Цитадель”… – Никогда не слышала. Вы были довольны? Внизу в зале заиграла старая песня “Летчик, передай привет солнцу”. Это настроило меня несколько ностальгически. Я вздохнул. – Поначалу все было в порядке, но потом возникли осложнения. Хотя англичане вряд ли были бы лучше. Или русские… Но все же – увы. Дама пристально посмотрела на меня. – Никаких шрамов не видно, – со знанием дела отметила она. – Я и не жалуюсь, – сказал я. – Самые глубокие раны судьба оставляет в наших сердцах. – Тут вы правы, – улыбнулась она и протянула мне свою кружку. Я приподнял бокал с водой. И стал дальше изучать странное общество. В общем и целом молодежь здесь почти не была представлена, однако вести себя, видимо, полагалось так, будто тебе только исполнилось двадцать. Отсюда и парад глубоких вырезов, и поведение отдельных людей. Я вдруг почувствовал, что все вокруг неестественно, и больше это впечатление меня не отпускало. Все эти мужчины были не в состоянии мужественно встретить физический упадок и компенсировать его умственным трудом или хотя бы некоторой зрелостью. Все эти женщины, вместо того чтобы наслаждаться покоем, вырастив детей на благо народу, кривлялись, словно сейчас и только сейчас им дана уникальная возможность на несколько часов вернуть себе отцветшую юность. Хотелось схватить за ворот каждого из этих шутов и заорать: “Придите в себя! Вы позорите себя и отечество!” Вот над чем я размышлял, когда кто-то подошел к нашему столу и постучал по нему. – Вечер добрый! – раздался диалект, который я ни с чем не спутаю, и сразу вернулись воспоминания о чудесном городе Юлиуса Штрайхера. Перед нами стоял мужчина под пятьдесят с длинными темными волосами. Он пришел в сопровождении дочери. – Ах, Лотар! – радостно воскликнуло пожилое декольте, подвинувшись. – Садись к нам! – Нэ-э, – ответил Лотар, – я на секундочку. Хотел сказать, ты здорово все делаешь. Я смотрел твой номер в последнюю пятницу, ужасно смешно, но и все верно, что ты говоришь. Насчет Европы и прочее. И за неделю до того, про социальных этих… – Про социальных тунеядцев, – подсказал я. – Вот именно, – кивнул он, – и про детей. Как это правильно! Дети – наше будущее. Ты молодец. Вот это я и хотел сказать. – Спасибо, – ответил я. – Мне очень приятно. Нашему движению нужна любая поддержка. С большой радостью увидел бы среди наших сторонников и вашу уважаемую дочь. На его лице вдруг вспыхнула ярость, но потом он громко рассмеялся и повернулся к дочке: – Его вечные шутки. И так четко. Бьет именно туда, где болит. Он еще раз постучал по столу: – Чао, увидимся. – Но вы же понимаете, она ему не дочь, правда? – спросило меня декольте, когда Лотар отошел. – Я так и предполагал, – ответил я. – Дело, конечно, не в биологических причинах, но это невозможно с расовой точки зрения. Я думаю, он удочерил девочку. Я это всегда одобрял, ведь нехорошо, чтобы бедняжки росли в приютах, без родителей… |