Онлайн книга «Адриан Моул и оружие массового поражения»
|
Она положила Карана в детское автомобильное сиденье перед телевизором, чтобы младенец посмотрел, как британские солдаты в Кувейте облачаются в костюмы химзащиты. Когда они натянули противогазы, Каран заплакал. Шарон достала из сумочки письмо и протянула мне. Дорогая мама. Интиресно ты еще думаешь о том чтобы вам с папой снова зажить вместе. Я знаю что папа иногда бывает несносный и часто жалуется на вещи которые изменить не может но в глубине души он хороший человек. Я знаю ты считаешь его снобистом но на самом деле он просто любит чистоту и порядок Насчет Пандоры не пириживай. Папа ее никогда не заполучит. Он ей теперь не пара. Мы вот с Робби влюблены в Бритни Спирс но мы же знаем, что мы ей не пара. Слыхал вы с папой периспали после моего выпускного парада. Я чуть ни рухнул когда Райан мне сказал. Это значит что шанс еще есть, мама. Почему бы тебе не прегласить папу в гости, накормить обедом и вообще? Знаю папе одиноко из-за всех этих книг которые он читает. Поэтому стоит попытаться, мама. Поцелуй всех малышей и скажи что я им прешлю по настоящей кипрской губке. С любовью твой сын Гленн. P. S. 27 февраля день рождения Робби. Пожалуста пришли ему открытку. У него нет родных, потому что его отправили в приют когда его мама трахнулась с китайскими матросами, а папа потом трахнул ее по голове. Я сложил письмо и вернул его Шарон, не в силах вымолвить и слова. Уже на выходе я сумел прохрипеть несколько прощальных слов. Думаю, мне удалось скрыть свои чувства, хотя чуть позже Шарон позвонила и спросила: «Ты как, в порядке?» Напомнила, что я забыл у нее посылку для Гленна и поздравительную открытку для Робби. Понедельник, 10 февраля Отправил Робби две открытки «С днем рождения!», а Гленну – посылку. После работы в магазин зашел Даррен, чтобы оштукатурить камин. Он дал мне мобильный телефон мужика по прозвищу Зверь. – Он два и два сложить не может, – сказал Даррен, – зато кувалду тягает, как мешок с перьями. Писательская группа опять собралась в Крысиной верфи. Присутствовали кроме меня Гэри Вялок, две унылые девицы, Кен и Гленда Тупс. Жаловались на то, что я беру по пятьдесят пенсов с каждого за чашку кофе. «Голубой Дунай» стоит 3,20 фунта за пачку, возразил я. Вялок написал стихотворение о слепоте. Хочет, чтобы я передал его Найджелу. Здравствуй, тьма, мой добрый друг. Счастлив ничего не видеть я В этом пошлом зримом мире. Третий внутренний мой глаз Видит зорче глаз обычных, В души проникает он как нож. Одна из девиц воскликнула: – Гениально, Гэри. Какая глубокая поэтика! – Первую строчку ты спер из песни Саймона и Гарфункеля, – сказал Кен Тупс. – Ее еще Дастин Хоффман поет в том чудесном фильме «Выпускник», – поддакнула Гленда и пустилась в разглагольствования о блестящей карьере Дастина Хоффмана. Чтобы вернуть дискуссию в русло поэзии, я заговорил о своих попытках написать опус под названием «Беспокойный головастик», но Гленда заглушала меня, фонтанируя биографическими сведениями о Дастине Хоффмане. В результате заседание превратилось в кашу, все галдели, перебивая друг друга и слушая только себя. Когда Гленда удалилась в туалет, Кен виновато сказал: – Не волнуйся, Адриан, больше я жену не приведу. Прочел Найджелу по телефону стихотворение Вялока. Он долго смеялся, а потом сказал: – Вот-вот, я все время забываю про свой третий глаз. Повезло мне, правда? Вторник, 11 февраля Запирая дверь, спросил мистера Карлтон-Хейеса, можно ли взять в субботу выходной. Ответить тот не успел, поскольку зазвонил телефон. Это был Майкл Крокус. Знаками сообщил мистеру Карлтон-Хейесу что звонит его Немезида. Он скривился и беззвучно произнес: – О господи. Крокус рявкнул в трубку: – Мне нужно с тобой кое-что обсудить. Жду тебя у нас в семь. – Что обсудить? – спросил я. – Важное дело! – ответил Крокус. – Это не телефонный разговор. Эта фраза всегда ставит меня в тупик. А для чего тогда созданы телефоны, как не для разговоров? Сказал, что буду в 7, хотя мне очень не хотелось менять планы. Я предвкушал спокойный вечер дома – в хлопотах о костюме для поездки в Лондон. Дверь открыла Гортензия. – Что случилось? – спросил я. – Не знаю, – пожала она плечами. Тогда я поинтересовался, где Георгина. – Мотается по европейским столицам с Джейми Оливером, [51] рекламирует его новую книгу, – ответила Гортензия. Я ощутил острейший укол ревности. Я всегда завидовал успеху Оливера. Он не только симпатяга, но еще и готовить умеет, а жена у него и вовсе красавица. – Если он хоть пальцем притронется к Георгине, я ему голову оторву, – проворчал я. Гортензия изумленно вытаращилась: – С ним его жена, да и тебе-то какое дело? Она провела меня в гостиную. Маргаритка в позе эмбриона лежала на диване. Нетта массировала ей ступни. Майкл Крокус стоял перед камином, расставив ноги и дергая себя за бороду. Сесть мне никто не предложил. Крокус обратился к Маргаритке: – Ты ему скажешь, дорогая, или я? – Ты же видишь, в каком состоянии бедное дитя, – вмешалась Нетта. – Скажи сам, Майкл. Я оглянулся на Гортензию, та равнодушно жевала прядь своих волос. – Сто лет назад я бы тебя высек на конюшне, – прорычал Крокус. С какой стати, полюбопытствовал я. Он медленно двинулся ко мне, в голосе его звучала неприкрытая угроза: – А с такой, что ты обещал жениться на моей дочери, соблазнил ее, обрюхатил и бросил. Слегка отступив назад, я повернулся к Маргаритке: – Почему ты мне не сказала? – Ты меня больше не любишь, – страдальчески простонала она. – Какая тебе разница? Не успел я ответить, как Крокус проревел: – Как можно не любить это восхитительное создание и ее нерожденного младенца?! – Маргаритка эмоционально ранима, – добавила Нетта. – Она очень тяжело переживает, когда ее отвергают. Тут и Гортензия внесла свою лепту: |