Онлайн книга «Фукусима, или История собачьей дружбы»
|
Гости явно не ожидали такого поворота, и Екатерине Львовне пришлось сменить тон: – Владимир Петрович, извините за такое начало, но вы должны меня понять. Пожалуйста, отпустите Любу. – А Люба знает о вашем визите ко мне и вообще о вашей просьбе? – Нет, что вы, что вы! – Екатерина Львовна испуганно замахала руками. – Я попросила съездить ее сегодня по нашим семейным делам. И очень вас прошу, как мужчину, не говорить ей о нашем приезде и… о нашем, так сказать, разговоре. Могу я надеяться на это? «Вон оно что! «Свои дела» Любы оказались делами мамы!» – Можете, – твердо ответил Владимир Петрович. – Слушаю вас. – Пожалуй, начну я, если не возражаете, – робко произнес Геннадий Витальевич. – Понимаете, дорогой Владимир Петрович, Люба у нас с Катей… с Екатериной Львовной единственный ребенок, и нам… понимаете… Ну, как бы вам это сказать… – А вы говорите прямо, – усмехнулся Владимир Петрович. – Не бойтесь, я не из обидчивых. Не барышня, в обморок не упаду. – Ну, в общем, мы не такого будущего хотели своей дочери… в смысле… – В смысле, всю жизнь возиться с калекой? – подсказал Владимир Петрович. – Зачем так грубо? – смутился Геннадий Витальевич. – Я хотел сказать… это… ну… – Да не оправдывайтесь вы, – тяжело вздохнув, сказал Владимир Петрович, – я вас понимаю. Но… обещать ничего не буду. Я подумаю… Екатерина Львовна подпрыгнула на стуле. – Как это? – неожиданно всхлипнула она. – Что значит «не буду обещать»? Вы хотите сказать, что вы не откажетесь от Любы? – То, что я хотел, я сказал, – отрезал Владимир Петрович. – Мне нужно подумать. – Я бы хотела получить более конкретный ответ на свою просьбу. Вы отпустите нашу дочь? Хозяин квартиры некоторое время молчал, затем тихо сказал: – Вашу дочь никто здесь на привязи не держит. – Ну, я, конечно, образно выражаюсь, но ведь мы понимаем, что все зависит от вас. – Вряд ли от меня, – сказал Владимир Петрович. – Вашей дочери не шестнадцать и даже не восемнадцать лет. Она совершенно взрослый человек и… – Это заблуждение! – вскрикнула Екатерина Львовна. – Я лучше знаю свою девочку. Она и в двадцать семь остается ребенком. Иначе… иначе она никогда бы не вляпалась в такую историю… Откажитесь от нее, пожалуйста… – Послушайте, – процедил Владимир Петрович, – давайте договоримся все-таки выбирать выражения. В конце концов, здесь собрались взрослые люди. И вы должны понять, что мы с Любой любим друг друга. Как это вы так легко распоряжаетесь чужими судьбами? «Откажитесь», «отпустите»! У нас что, крепостное право или рабовладельческий строй? А вы у нее спросили? – Да поймите же вы, нет здесь никакой любви. Вы как подросток, ей-богу! Здесь обыкновенная жалость к инвалиду… простите. – Не думаю, – замотал головой Владимир Петрович. – Наша любовь зиждется не на жалости. Жалость мне и самому не нужна. Я не чувствую себя неполноценным человеком. Вон, посмотрите, – Петрович кивнул в нашу с Фуку сторону, – это мои глаза. Екатерина Львовна покосилась в нашу сторону. По-моему, до этого момента она нас и не замечала. – Одного не могу понять, – закатила глаза женщина, – как можно полюбить девушку, ни разу ее не видя? Согласитесь, это ведь какой-то бред… – Не соглашусь, – возразил Владимир Петрович, – я слышу ее запах, чувствую, когда она улыбается, когда она смотрит на меня. Я… я вижу ее сердцем! Вы можете это понять? Впрочем… – Петрович махнул рукой и тяжело вздохнул. – Владимир Петрович, умоляю вас, – словно не слыша собеседника, прошептала Екатерина Львовна, – отпустите Любу. Вы понимаете, о чем я говорю. Очень вас прошу. Ну не портите девчонке всю жизнь, я этого не выдержу. – Так вы о себе беспокоитесь, – снова усмехнулся Владимир Петрович, – или о дочери? – Прошу вас, не ерничайте, – Екатерина Львовна всхлипнула и полезла в сумочку за носовым платком. Владимир Петрович неожиданно встал из кресла и, давая понять, что разговор окончен, сказал: – Хорошо, я попробую исправить ситуацию. Вечером состоялся нелегкий разговор с Любой. Он оказался еще тяжелее и непонятнее для нас с Фуку, чем беседа Владимира Петровича с родителями Любы. – Люба, миленькая, – начал Петрович, – пока не поздно, я все-таки должен тебе признаться. Ты знаешь, ничего у нас с тобой, наверное, не выйдет. – В каком смысле? – испуганно вздернула брови Люба. – В прямом, – ответил Владимир Петрович. – Понимаешь, какое дело. Есть вероятность того, что ко мне вернется моя Лариса… «Во заливает! Владимир Петрович, дорогой, ты чего это задумал? Ты хочешь расстаться с нашей Любашей? Ой, что это такое творится! Ой-ой-ой!» – Она приезжала к тебе? – на удивление спокойно спросила Люба. – Нет-нет, звонила, извинялась… – И когда же она собирается вернуться? – спросила Люба и, взяв со стола мобильный телефон, что-то там начала смотреть. – Да, говорит, в любое время… – Володь, извини, у нее какой-то особенный номер? – В каком смысле? – удивленно спросил Владимир Петрович. – В прямом, – улыбнулась Люба и, показывая мне трубку телефона, подмигнула. – Когда она звонит, ее телефон никаким образом не фиксируется в трубке абонента? Правильно я понимаю? Я вот смотрю твои входящие, здесь как был мой вчерашний тебе звонок, так и остался. Или ты забыл, что у нас городского телефона уже как полгода нет? А-а-а, я поняла. Она, наверное, через окошко с тобой разговаривала. Точно? Я радостно кивнул Любе, мол, так его, так его, лгунишку. – Ну, ладно-ладно, – махнул рукой Петрович, – соврал я. Родители твои приезжали, они категорически против нашей свадьбы. – Послушай, Володя, – Люба подошла вплотную к Владимиру Петровичу, – ты взрослый мужик и наверняка знаешь, что чуть ли не в половине случаев родители против то жениха, то невесты. И что? Конечно, мне не хотелось бы ссориться с родителями, но, думаю, после моей беседы с ними они согласятся с моими доводами, причем оба – и мама, и папа. Не знаю, чего они тебе тут наговорили, но они очень хорошие люди. И все поймут. Так что хватит мне тут фантазировать. Или ты уже разлюбил меня? – Люба наклонилась и чмокнула Петровича в нос. – Эх, Любаша, – выдохнул Петрович. – Как я могу разлюбить тебя? Но ты понимаешь… – Ничего я не понимаю, – рассмеялась Люба. – Дал слово – держи! – Хорошо, дорогая! Спасибо тебе. А насчет «разлюбил не разлюбил», знаешь, как я тебя люблю? Знаешь? – Как? – Люба прижалась своей щекой к щеке жениха и закрыла глаза. – Если бы мне сказали сейчас «выбирай – зрение или Люба», я бы выбрал тебя… |