
Онлайн книга «Напряжение счастья»
– Ах, так? Я сдурела? А ты об чем думал? Работу срываешь! Из-за твоего безответственного поведения мы зиму в Москве проведем! Да! На печке! – А если б не я, так тогда бы что было? – А если б не ты, был бы Бостон! Лос-Анджелес! Вот что! И съемки в Нью-Йорке! Да мало ли что! Что молчишь? Сам ведь знаешь! – В постель меня ложишь? От Оли к вот этой? – Петяня! – Виктория испуганно оглянулась на дверь. – Ты будь подобрее! Ведь любит же, Петя! А женщина – чудо! Ну, что? Не убудет! Для дела, Петяня! – Заткнись ты! – себе под нос пробормотал оператор. – «Для дела»! Эк, скажешь ты, Вика! Какое тут дело? Короче, я сам разберусь, бляха-муха… На следующий день события приняли совсем неожиданный оборот. Съемочную группу пригласили в Центральный дом работников искусств, где будет обед, а потом – выступления. У Деби, у бедной, совсем сдали нервы. Короткое черное платье делало ее стройнее, моложе, но волосы были взлохмачены, веки красны, как всегда. Молчала, курила. И пальцы дрожали. Виктория попыталась выразительно переглянуться с Ричардом, но он отвел глаза, стал пялиться на россиянок. На круглые русские скулы. Такие, как ни у кого. Мог бы – съел бы. Подавали борщ и мясо в горшочках. Десерт был хорошим и чай – очень крепким. Потом пригласили послушать ансамбль. На сцену выбежало трое парней, костлявых, в цепях, в черных куртках. И с ними – девица. Закована в черную кожу, а скулы такие – что не оторваться. – Когда нечаянно нагря-я-я-нет, – громко запела она, – пойдем с тобой в лесок, погово-о-о-о-рим! – И весь лесок, конечно, ста-а-а-а-нет, – подхватили костлявые парни, – вдруг окончательно родны-ы-ы-м! – О чем это они? – мрачно спросила Деби у Ричарда, стряхивая пепел на краешек блюдца. – Они? – Ричард перевел на нее взгляд, блестевший совсем по-московски. – Они о любви, но не нашей. – Какой же? – криво усмехнулась она. – Они о своей любви, русской. Когда можно, знаешь, укрыться в лесу… на природе… – И тут же запнулся, поймав ее взгляд, удивленный, тоскливый. – Но есть же мотели, – жалобно сказала она. – У нас, – поправил ее Ричард. – У них есть природа. Петр сидел рядом с незнакомой женщиной, закинув небрежно ей руку на плечи. Женщина поеживалась, как будто рука щекотала ее, и вся извертелась, желая прижаться. О чем говорили, никто не расслышал. Виктория рванулась вперед и что-то шепнула Петру прямо в ухо. И сразу же ухо светло покраснело. Петр резко обернулся. Сузившиеся глаза его встретились с черными глазами Деби. Он встал, бросив незнакомую женщину в самом разгаре беседы, подошел к Деби и громко спросил ее: – Ну? Заскучала? Наелась здесь дряни? Деби испуганно-радостно посмотрела на него, сдерживая дыхание. – Обед послезавтра! – громко сказал он. – В моем личном доме. Я всех приглашаю. К семи. В бальных платьях. Когда американская съемочная группа уже сидела в автобусе, он вдруг подбежал и вскочил на подножку: – Башка разболелась! Таблетка найдется? – Что он говорит? – быстро прошипела Деби, оглядываясь. – Он просит таблетку, – сдержанно перевел Ричард. – Мигрень. Или спазмы. – Даю вам таблетка! – закричала Деби. – Имею таблетка! Но в доме, в отеле! В номере у нее был беспорядок. Вечернее платье, которое Деби собиралась надеть в Центральный дом работников искусств, раскинулось в кресле, как женщина без головы. А Петр был рядом, смотрел исподлобья. – Ты что? – спросил он ее. – Ты меня полюбила? – А ти? – ответила она умоляюще. – Тожа лубишь? – Я тоже, конечно, – пробормотал он. – Такие дела, бляха-муха… Через час он крепко поцеловал ее в губы, пригладил ее вспотевшие волосы, стал одеваться. – Зачем ти уходишь? – счастливым голосом спросила похорошевшая румяная Деби. – Здес будь. И на утро. – Какое «на утро»? – вздохнул он. – Меня жена ждет. Деби побледнела так сильно, что лицо ее стало похоже на кусок простыни, но только с губами, с глазами. – Жи-на? – переспросила она. – А где она есть? Ваша жи-на? – Жена моя? Дома, надеюсь. Она зажмурилась и отвернулась. Петр нерешительно помялся на пороге. – Ну ладно тебе. Я пошел. Часа через три приключилось несчастье. Сестра Виктории, родной ее кровный близнец Изабелла, имела супруга. Супругом был главный в Москве гинеколог. Бандиты с окраин, пользуясь рассеянностью этого очень тяжело работающего в клинике и постоянно спасающего человеческие жизни врача и доцента, забрались в его незапертую машину, дождались, пока он включил зажигание, приставили к горлу оружие, чтобы… Короче, наутро раздался звонок. Сестра Изабелла спала, когда он раздался. Уродливый голос (естественно, женский!) спросил гинеколога. – С ума сошли, девушка? – неприветливо ответила Изабелла. – Куда в эту рань? – Придется проснуться, – хмуро ответила «девушка». – Где муж-то, хоть знаешь? – Мой муж? Он на даче. – Какой еще даче! – Незнакомая громко, с досадой, вздохнула. – Он вот. Сидит, плачет. – Кто плачет? – вскричала с ненавистью Изабелла Львовна. – Мерзавка и падаль! Сейчас ты заплачешь! И тут же услышала всхлипывания. Мужские и страшные. – Белюша! Отдай ты им все, ради Бога! Убьют ведь, Белюша! Тут слезы закончились, трубка стонала. Изабелла Львовна догадалась, что муж ее, Изя, родной ее муж, весь истерзан и плачет. Вернулась преступница: – Слышала? «Дача»! Короче, сегодня в двенадцать. Положишь в почтовый. В один конверт двадцать кусков, в другой – тридцать. Запомнила, жучка? – В один конверт… – погружаясь в темноту и звон, залепетала Изабелла Львовна. – В другой конверт… Сколько? – Да тысяч же, дура! В один конверт двадцать, в другой конверт – тридцать! Ну, что? Поняла, недотепа? И все, провалилась. Ледяными руками Изабелла Львовна набрала сестру. – Что, Белла? – вскричала Виктория. – Плохо? Кому? Неотложку? Где кобель? Это было домашнее прозвище Исаака Матвеича, которое сестры обычно использовали в своих переговорах. – Похищен! – шепнула близнец Изабелла. Через двадцать минут она, захлебываясь и кашляя, рассказывала примчавшейся на попутке Виктории Львовне подробности дела. – Так. – Виктория с силой закрыла глаза. – Мне ясно. Подробности есть? Кровь? Детали? Сестра Изабелла негромко рыдала. – Мне ясно, – повторила Виктория. – Пытки. В подвале. Сидит на цепи. Я читала. Что думаешь делать? Изабелла Львовна упала грудью на кожаный белый диван и забилась. |