Онлайн книга «Я возвращаюсь за тобой»
Чем ниже я падаю, тем вокруг темнее и тем труднее дышать. Я тону в плотных серых облаках, которые обволакивают меня до такой степени, что я начинаю задыхаться. Я знаю, что в конце падения меня проглотит какая-то пасть, и это будет конец. Мне страшно настолько, что я начинаю плакать, я кричу, как ребенок. Я кричу и кричу, но никто мне не отвечает. И тут на краю тумана я вдруг замечаю его — это Итан, мой отец, такой, каким я увидела его сегодня утром. Тот же черный пуловер, та же кожаная куртка, тот же вид усталого героя. Я не понимаю, что он там делает, но он, похоже, не удивлен, что видит меня. Напротив, я понимаю, что он стоит в той самой точке невозврата. — Джесси, Джесси! Я пролетаю мимо него очень быстро. — Папа, мне страшно! Я боюсь! Я протягиваю ему руку, но он не хватает ее. — Пойдем со мной, папа! Я боюсь! — Я… я не могу, Джесси. — Почему? — Если я пойду с тобой, все будет кончено. — Проводи меня, я тебя умоляю! Теперь он тоже плачет. — Если я вернусь, Джесси, возможно, у тебя будет шанс. Но я не понимаю, что это значит. Шанс для чего? — Мне так страшно, папа! Я вижу, что он колеблется, что он чувствует мой ужас. — Если мне позволят вернуться, у меня будет еще шанс спасти тебя, а если нет — мы оба умрем. Я ничего не понимаю. Во всяком случае, нет больше времени говорить. Я углубляюсь в густой туман, который обжигает и ранит меня. Мне так страшно и так плохо, что я почти сожалею о том, что не стала возвращаться, когда у меня был выбор. Даже без рук и без ног. Даже в состоянии овоща. — Обещаю тебе, что ты будешь жить, Джесси! — кричит он мне. Это последние слова моего отца, и я не понимаю, зачем он мне это говорит. Потому что я точно знаю, что все кончено. * * * Манхэттен Больница Сент-Джуд 21 ч 55 мин Джимми толкнул дверь палаты. Джесси лежала с закрытыми глазами в полутьме палаты, выкрашенной в холодные тона. Из-под бледно-розового одеяла виднелось только мраморного цвета лицо с синюшными губами и часть белой груди. Рядом с кроватью отныне бесполезная капельница, немой электрокардиограф, не работающий аппарат искусственного дыхания. На кафельном полу — следы крови, которые еще не отмыли, халат и перчатки хирурга, брошенные в бешенстве, со следами проигранного сражения. Джимми пододвинул стул к постели своего ребенка. Он сидел у ее изголовья, пытаясь сдержать отчаяние. Затем положил голову на живот своей дочери и тихо заплакал. В тот вечер его нить оборвалась. В бою, в котором он противостоял Карме, Судьба только что одержала победу. * * * Манхэттен Больница Сент-Джуд 22 ч 05 мин Итан толкнул металлическую дверь, выходившую на террасу на крыше больницы, там, где приземлялись вертолеты со срочными пациентами и при доставке органов. Место было вылизано ветром и господствовало над Ист-Ривер. Доктор Шино Мицуки стоял у вентиляционного отверстия, а его потерянный взгляд блуждал где-то очень далеко от огней города. — И что, вам не хватает мужества признать, что ничего не вышло? — спросил Итан, направляясь к нему. Врач остался бесстрастным. Итан снова спросил: — Это не очень хорошо для вашей кармы — смерть девушки, это должно отбросить вас на несколько циклов назад, не так ли? — Я сделал все, что было в моих силах, — ответил азиат. — Все так говорят. Итан достал сигарету и стал искать зажигалку. Он перерыл все карманы, но они были пусты. Должно быть, потерял ее во время драки на паркинге. Он взглядом спросил у Мицуки, но тот покачал головой: — Я не курю. — Естественно, вы же — святой. Буддистский монах. Азиат хранил непроницаемый вид. Итан не отставал: — Ни сигарет, ни алкоголя, ни холестерина… Подавленный горем и чувством вины за смерть Джесси, он нуждался в том, чтобы излить свой гнев на кого-то. — Никакого риска, никакой грусти, никакой горячности, никакой страсти, никакой жизни! Только маленькое убогое существование, ваш дурацкий дзен и предписания, запеченные в fortune cookies. [57] — Всегда этот гнев… — с сожалением проговорил Мицуки. — Я научу тебя одной вещи, Сиддхартха: вопреки тому, во что ты веришь, гнев — это жизнь. — Однако я надеюсь, что однажды вы обретете мир. — Но я не хочу твоего мира, мой дорогой старичок. Я всегда буду воевать, потому что жизнь — это бой, а если ты останавливаешься в бою, это значит, что ты умер. Какое-то время мужчины словно мерили друг друга взглядами, потом Итан отвернулся и грустно посмотрел на небо. Там не было видно ни звезд, ни луны, но можно было догадаться, что они где-то за облаками. Он спросил себя, где сейчас Джесси. Существует ли иной мир, какая-то иная, несоизмеримая и удивительная реальность за ледяной стеной смерти? Ты говоришь, что ничего нет. Только ночь, холод и небытие. Словно он мог читать чужие мысли, Шино Мицуки заметил: — Кто может быть столь высокомерен, чтобы претендовать на то, что он знает, что действительно происходит после смерти? Итан поймал его на слове: — А для вас — что… что там? — Даже специалисту, склонному к рационализму, немыслимо допустить, что реальность останавливается на том, что доступно пониманию. — Ага, по сути, вы об этом ничего не знаете. — Единственное, что я знаю, так это то, что в отсутствие доказательств или уверенности остается свобода выбирать, во что мы хотим верить. И я уже сделал выбор между светом и небытием. Ветер задул еще сильнее. Внезапный шквал поднял облако пыли и вынудил обоих закрыть лица. Итан раздавил сигарету, которую даже не зажег, и покинул плоскую крышу, оставив врача предаваться размышлениям в одиночестве. |