Онлайн книга «Подожди, я умру – и приду»
|
Ира Герман сидит в ресторане с веселым директором филармонии и уставшими родителями. – И всё-таки, Ираида, я не понимаю, чем тебя привлекла такая несимпатичная часть культуры, – мама по-прежнему недовольна, но держится спокойнее. – И название… малоаппетитное! – Будто кого-то шлепают: хип, хоп! – шутит директор, но тут же сникает под ледяным взглядом Ириной мамы: – Наверное, кто-то из подружек занимается, да, Ирочка? Ира вспыхивает. – Ираида?! – спрашивает мама. – Надеюсь, это не та жуткая девица из семьи мотоциклистов? Ира вдруг вскакивает с места и выбегает из ресторана, сбив по дороге стул. – Подро́стковое поведение, – понимающе кивает головой директор. – Моя Сашка еще не так зажигала! А сейчас сидит тихо-смирно в Швейцарии. Всё уладится, Ольга Борисовна! Утро в учительской. Юлия Юрьевна говорит коллегам: – А я всё равно считаю, пусть лучше танцуют свой хип-хоп, чем сидеть как приклеенные к телефонам. Вы посмотрите, посмотрите на детей, – она машет рукой, приглашает подойти к окну. На лавке, как птицы на жердочке, сидят шестеро мальчишек, каждый уткнулся в телефон. – Это ненормально! А танцы – всегда хорошо, и для осанки, для самооценки. Царева вон какая стала красавица! – Ну если бы бальные, – говорит Альбина Сергеевна. – Или латиноамериканские… Я вот мечтала танцевать танго! Аргентинское! И ногой так – опа! Пытается изобразить, но неудачно, задевает поднос с чашками, и посуда летит на пол. – Вот вам и опа, – ворчит пожилая учительница литературы. – Да ладно, идите уже, я уберу. А эти все танцы современные – не наша культура, не русская. Негры придумали, а наши дети почему должны им подражать? Не понимаю! Сколько раньше было красивых, мелодичных песен… и такие танцы… И передача «Играй, гармонь!» А сейчас – штаны в полкомнаты, и скачет, как на сковородке. Когда сегодня у них этот концерт? – В шесть. Я обязательно пойду, – говорит Ю-Ю. На уроке она же, сдержанная, сосредоточенная: – Сегодня повторим правописание «при-» и «пре». Зайцев, что ты тянешь руку? Что тебе надо? – А где Царева с Семеновой? – У них сегодня отчетный концерт, я их отпустила, по записке. – А у Герман вчера тоже был концерт, она же не отпрашивалась! – Правда, Ирочка, – вспоминает учительница, – я вчера так тобой гордилась! Я сидела в третьем ряду, в розовой блузке с воланами, не видела, нет? А ты, Зайцев, иди лучше к доске и объясни нам правила правописания «пре» и «при». – ПРЕкратите ПРИдираться, – ворчит Мартин, проходя между рядов. Отчетный концерт в ДК. Застывшие золотые слова Ленина. В зале публика, в публике Ю-Ю в кедах. На голове кепка. Ира входит в зал и вначале собирается сесть рядом с учительницей, но потом видит кеды и кепку и пересаживается на два ряда дальше. К ней с двух сторон, молча, идут Ваня и Мартин. – Ты чего тут садишься, Стивен Хокинг? – спрашивает Ваня. Мартин в шестом классе написал проект, типа ему нравится Стивен Хокинг. – Может, помочь тебе приблизиться к идеалу, а? Чудила! Мартин всё равно садится рядом с Ирой. Она улыбается ему так же вежливо, как уборщице в школе. В первом ряду сидят Батаня, Танина мама с Левой. Под вой, свист, аплодисменты на сцене появляется тренер. – Обойдемся без долгих речей! – он даже не пытается перекричать биты. – Мы начинаем! На сцене появляются детишечки, гоу-гоу, и вот, наконец, пара – Таня и Лиза Семенова, а с ними – вообще нормальный юноша по имени Антон. – Ах, какой красавец! – кричит Альбина на ухо Ю-Ю. Она в сарафане, плечи все в веснушках, глаза рыжие, как подсолнухи. – Были бы мы, Юлька, помоложе! Таня – по сюжету танца – уводит любимого у Лизы, и в конце счастливая пара уходит со сцены, а Лиза остается одна и вытирает слезы ладонями. Все трое прыгают, мягко приземляются, движения то резкие, то плавные, и это танец, да, совсем особенный танец. – Браво! – тупо кричит в тишине балерина Ира Герман. Таня и Антон возвращаются на сцену – он подхватывает ее в воздухе и кружит, а Ира держится руками за виски, будто это у нее кружится голова. Так-то время летит быстро. Спустя несколько месяцев в магазине одежды хипхоперов надменная женщина выковыривает из кошелька бережно сложенные купюры. Рядом нетерпеливо пританцовывает Мартин в гигантской майке и широких штанах. – Ну, ма-ам, давай скорее. – Не галди, – устало просит женщина, – и так для тебя живу. Никакой своей жизни не осталось! Продавец с каменным лицом отбивает чек и выдает женщине пакет с новой майкой. – Ты лучшая, мам! – Мартин торопливо чмокает мать в щеку и выбегает из магазина. – Вот только на это и гожусь, – грустно говорит женщина. Продавец вдруг теплеет (язык у него проколот, поэтому он пришепетывает): – Да это профто фосраст такой! Я тоже таким был – мать фо мной наплакалафь! А фейфас фсе о’кей! Мама Мартина с сомнением смотрит на утешителя и выходит из магазина. Она рассказала бы сейчас хоть кому-нибудь, каким он раньше был, ее мальчик. Мартин читать научился в три года, он с ходу узнает работы художника Воловича, он с первого класса занимался химией, а в седьмом переводил «Охоту на Снарка» и писал стихи в духе Георга Тракля. И всё это вмиг выпарилось, как вино со сковородки. Мама пытается проглотить свою боль, но она не глотается, засела в горле сопливым комом. Вот знать бы, как оно – быть матерью, я бы ни за что не рожала, злобно думает женщина. И тут же расплывается в улыбке, вспоминает, каким забавным был ее мальчик в детстве. Пышечка такой. Учил стихи Бодлера «Альбатрос»: – Времена Михандраза… – Какой Михандраз? – пугалась мама. Увиделся не то Минздрав, не то волхв Мельхиор с владыкой Мельхиседеком. А это была строка «Временами хандра заедает матросов…» А как он рисовал, я вас умоляю! Жаль, не решилась показать Воловичу ту работу – черно-алый черт с копьем на фоне мертвенно-белого леса. И жалобная просьба: «Мамочка, пожалуйста, подпиши здесь в углу «Леонардо да Винчи»! А картина называется «Этюд в багровых штанах». Мама расправляет плечи и отправляется домой. Ее Мартин еще вернется, вот увидите. А у Иры Герман родители собираются на гастроли. – Ираида, – строго говорит Ольга Борисовна, – ты поняла, что нельзя никому открывать дверь? И чтобы никаких вечеринок! – Ирочка, – мягко просит Ростропович, – пожалуйста, не ешь всухомятку. Там Марья Степановна приготовила обед. Домработница Марья Степановна, простая на вид, сложная внутри женщина трудной судьбы, вырастает на пороге, оглашая меню: |