Онлайн книга «Всемирная история болезни»
|
Шофёр Пьера встретил её в Пулково и отвёз домой, в особняк в Озерках. Самого деверя она в тот день так и не увидела: у него была тренировка перед важным матчем. А она рано легла спать. Да и боялась его снова видеть, помня, как сильно он похож на Поля. Схожу на этот идиотский стадион, отдам кому следует этот проклятый рыбий хвост – и к маме в Можайск. И потом меня ни в какой Париж калачом не заманишь, – так думала, хотя знала, что много ещё предстоит неприятной возни с полицией, нотариусами, с завещаниями там, имуществом всяким. Спала она теперь подолгу, мрачно, без снов. Так что Надино утро пришлось на среднепетербургский обед, а после раскачки и кофе вовсе пора было собираться на решающий матч. Больше всего теперь Надя боялась потерять рыбу теперь, на последнем этапе. Когда из-за неё уже столько выстрадано и потеряно. И не пресловутый конец света пугал – просто не хотелось подводить других людей. Ведь те двое, что ждут её на стадионе, наверняка во всякие там воронки свято верят. И ждут. Её, Надю. Подходя к стадиону, влилась в поражающее однообразием человеческое месиво. Оно кишело кишмя, ревело ревмя, гудело гудьмя и прочие безобразия творило творьмя. В какой-то момент Наде стало казаться, что эти люди при всей своей патологической занятости собой и предстоящей игрой с любопытством на неё оглядываются и пытаются рассмотреть. Может, я не по форме одета? Или по возрасту и по полу не подхожу? Да нет, вон великовозрастные девицы вроде меня, даже совсем взрослые тётки высаживаются из машин. Или у меня на лбу написано, что я родственница футболиста Дерриды? Сначала Надя думала, что не будет смотреть матч – передаст рыбий хвост и уйдёт. Но потом всё же решила, что останется: бедному братишке Пьеру будет приятно, если она как бы поддержит его. Хотя ерунда это всё! И она стала пробираться к своему месту, рассматривая болельщиков, пытаясь представить, как же выглядят те двое. Вот они, три назначенные, судьбоносные кресла. Пустые. Она, значит, первая? Выкрики снизу и сверху, нестройный хрипловатый ропот по бокам. Как давно она не слышала русского мата! Ага, родина, – соскучилась поди, – пилила себя Надя тупой пилой самоиронии. А что ещё оставалось делать? Сидела вот и пилила. И всё же, как ни туманно было в Надиной голове после пережитых стрессов, это лицо она узнала сразу. Узнала и чуть не закричала от радости, изумления и обиды – на то, что у этой, кажется, всё хорошо. – Маша! – Надя! Они сидели, обе встревоженные, удивлённые и всё-таки готовые ко всему, и их разделяло от подружковых объятий только одно пустое кресло. – А кто же третий? – Не знаю. За нами следят? – Да тут разве поймёшь? – Надо дождаться, без третьего бессмысленно. И они продолжали перебрасываться через пустое кресло ничего не значащими фразами. И только когда игра уже началась и окружающим стало до них ещё меньше дела, чем прежде, Маша потянулась ещё ниже к Наде и позвала: – Простите. Простите, что спрашиваю. У вас, кажется что-то случилось? Надя кивнула, сглотнула и подумала, что теперь всё равно: ни степень чуждости этой девушки, ни безумие окружающего – ничто роли не играет. Она тоже наклонилась, почти легла навстречу и прошептала: – Моего мужа убили. – Поля? – испуганно. – Из-за… Надя кивнула. – А я всё надеялась, это шутка! – и Машу словно отбросило назад, на место. Но Надя её опять поманила. – Маша, можно на ты? Мы ведь тут с вами одни… Обе подняли глаза на стонущий от ожидания гола стадион, на суетящихся игроков. Да, это понятно. – Мы-то с тобой товарищи по несчастью, правильно? Ведь твой Андрей, которого ты искала, тоже как-то связан с… То ли окончания фраз тонули в стадионном клёкоте, то ли так и было нужно. Маша утвердительно улыбнулась. – Нашла его? Теперь Маша улыбнулась отрицательно. – А что Тимуры? – Я перевышла замуж, – крутанула Маша рукой. С одним развелась, за другого вышла. И Надя поняла, хотя и не расслышала из-за шума, ей даже стало немножко смешно. – Ну вы тут и даёте, молодцы. – А с вашим… с твоим братом Пьером… – она кивнула на поле. – Что с Пьером? – удивилась Надя, вспомнив про деверя, и судорожно стала отыскивать его среди игроков. – Да нет, совсем не то, – отмахнулась Маша, – не в том смысле. Я ему книгу биографическую редактировала. – Ты мне поэтому тогда писала? – Я? Тебе? Сказочная лёгкость на секунду пропала, взаимопонимание зашторилось, девушки вернули спины на свои спинки. Потом обе, видимо, что-то обдумав, снова наклонились и обе – о другом. – Боюсь, как бы этот третий не устроил нам настоящей воронки. – Ты в это веришь? – В конец? И обе пожали плечами. – Где ты нашла свою часть? – первой поинтересовалась Надя, прочтя по Машиным глазам, что и она о том же думает. – В лапе, – Маша потёрла свою ладонь, – у огромной собаки. А ты? – А я в зубах африканского водолаза, – похвасталась Надя. На лице у Маши выразилось явное: «Сдаюсь, мол, у тебя круче». Надя рассмеялась. – Расскажешь мне потом подробно? И – воздух взорвался вдруг криком, голом. Волна ликования покатилась по головам девушек и дальше. – Никак наш Деррида забил, – усмехнулась Маша и вдруг спохватилась, что это, наверное, некорректно по отношению к родственнице: – Извини. Поздравляю. – Да ты что, – скривилась Надя, – поздравляю… Больно мне нужен этот гол. И тут они обе увидели то, чего с таким нетерпением ждали и в то же время никак не ожидали увидеть. Они увидели третьего участника тайной явки. Отбиваясь от ошалевших болельщиков, пошатываясь и спотыкаясь, в их сторону двигалась молодая женщина в длинном узком чёрном платье с роскошным декольте, в кружевных до локтя чёрных перчатках, с биноклем в одной руке и с театральной сумочкой – в другой. На голове у означенной дамы присутствовала траурная же шляпочка с короткой чёрной вуалькой плюс торжественно-трагическое выражение на лице. – Ой-ой-ой, – только и смогла выговорить Маша. А прочие зрители, очевидно, подумали, что это бред их воспалённого и разгорячённого первым забитым голом мозга. Прекрасная незнакомка остановилась в нескольких метрах от Нади и Маши, направила свой бинокль на свободное кресло между ними и радостно пустилась оттаптывать ноги болельщикам – по пути к своему законному месту. – Вы говорите по-русски? – спросила она, усевшись, и её акцент был так же старомоден и нелеп среди бушующего стадиона, как и её наряд. |