
Онлайн книга «Я - Янис»
Я закрылась в туалете и почувствовала себя ужасно несчастной. Ради Зака я украла пятьсот крон. А он этого не заслуживал. — Что с тобой? — спросила мама через дверь. — Все хорошо, — ответила я и спустила воду. Зак лежал на кровати. Руки он спрятал под одеялом. Я опустила пятисотенную купюру на его живот. — Что? — Зак поднялся и сел. Он стал вертеть купюру в руках и проверять ее на свет, как будто думал, что я сама ее нарисовала. Потом улыбнулся. — Где ты ее достала? Но я не ответила. Зак вскочил с кровати. Он схватил меня — то ли обнял, то ли танцевать собрался — и закричал: — Ты лучшая в мире сестра, знаешь? Я, конечно, не знала, но слышать это было приятно. — Черт, Янис, какая ты классная! Пришлось шикнуть на него — не очень-то хотелось, чтобы мама пришла в эту самую минуту. Ни один из нас не смог бы объяснить, откуда взялись деньги. — Это от старухи? — спросил Зак, когда мы оба уселись на его кровать. — Ни за что не взяла бы ничего у нее. — Но не у мамы же ты их украла? Он произнес эти слова, но это была такая глупость, что я даже отвечать не стала. А Заку больше нечего было сказать. Приятно лишить кого-нибудь дара речи. Жалко только, что это бывает так редко. Я убрала со стола и налила полную раковину пенной воды. Мама словно и не видела, что я делаю. Сначала она смотрела в окно, как будто замечталась. — Пойдем в цирк? — спросила я, вымыв уже половину посуды. Мама по-прежнему не говорила ни слова. Если бы на моем месте был Зак, она захвалила бы его еще до того, как он включил воду. — Ты моешь посуду? — она неуверенно улыбнулась, как будто не могла поверить своим глазам. Я ничего не ответила, только терла из всех сил. Тогда она засмеялась. Жаль, что она смеется так редко. — Ты хочешь? — спросила она. — Мыть посуду? — Пойти со мной в цирк. — Конечно. Обману ли я Глорию? — подумала я. Если сначала пойду с мамой? Наверное, нет. Вечером, когда Зак забрался в окно, я еще не спала. Он ставил горшки с цветами на место, тихонько насвистывая. Скоро его голова оказалась рядом с моей. — Ты меня спасла, понимаешь? — Больше не буду. — И не надо. Можешь носить перчатки сколько хочешь. Он совсем сбил меня с толку. Как-то неправильно было сравнивать перчатки, которые он дал мне на время, и украденные деньги. — Ты спишь? — прошептал он. — Кажется, да, — ответила я. — Пошли Адидаса куда подальше. — Обещаю. — Даже если он будет дарить тебе вещи? — Не нужно мне его барахло. Все краденое. Нет у его отца никакого магазина. Да и отца тоже нет, наверное. — И у нас нет. — Есть! — Не замечала. — Скоро мы с ним встретимся. На летних каникулах. — На неделю, ага. — Ну и? — Я не собираюсь ехать. Плевать мне на него. — Не плевать, я знаю. — Ему же плевать на нас! — Он подарит нам кучу всего… — Вот именно. Наверное, думает, что нас можно купить. — Он наш отец. — Тихо! Спи! — кажется, я разозлилась. — Что такое? — Больше не хочу о нем слышать, понятно? — Ладно, больше трепаться не будем. Спи! Я знала, что теперь будет: как только я усну, начнутся сны. Такие сны, которых мне совсем не хочется. Если у меня будут дети, я их никогда не брошу. Даже если у меня появится новая любовь, детей я не забуду. Ни за что! Хотя у меня не будет детей. И вообще, становиться взрослым — такая засада. Если б только можно было гонять и гонять на велике. Или завести «ХД» и гонять на нем. И ни о чем не думать. Вот бы отказаться расти. А потом мне приснился тот сон, который снится каждый раз, стоит подумать о папе: мы вместе идем по улице, у него хорошее настроение, у меня тоже. Но он прибавляет шагу и идет все быстрее и быстрее. Наконец, мне приходится бежать, но я все равно не успеваю. Я кричу и прошу подождать, но он только смеется и отвечает, чтобы я поспешила. И я спешу, и, наконец, бегу со всех ног, но папа все равно далеко впереди. Потом он скрывается за углом, и, когда я поворачиваю, его нет, и я не знаю, куда мне идти. Я стою одна, мимо проходят люди и смотрят на меня. И тогда я замечаю, что я в чужом городе, не узнаю дома и людей. Они что-то говорят, может быть, спрашивают, почему я стою там. Я не понимаю их язык и не могу ответить, поэтому снова бегу. Мне не хватает дыхания, хочется упасть на землю и заплакать. Когда я просыпаюсь, подушка мокрая. Иногда и в постели мокро. Ужасно стыдно. Мама ничего не говорит, но матрас обернула целлофаном. И это тоже позор. Когда поворачиваюсь, он шуршит, и я обо всем вспоминаю. Этой ночью я проснулась и успела в туалет. И увидела, что там лежит мама — то есть, в ванне. Она зажгла стеариновые свечи и слушала плеер на большой громкости. Рэгги, любимая мамина музыка. — Привет, — сказала я. — Купаешься? Кажется, она кивнула мне — а может, просто в такт музыке. — Можно, я пописаю? Она открыла глаза и сняла наушники. — Как хорошо, что ты успела. Справившись, я не стала сразу уходить. Наша ванная выглядела необычно. Как зал вечеринки, с музыкой и светом. Правда, я боялась, что она уснет и — вдруг утонет. Такое же случается во сне? Ведь можно и не проснуться. Даже если нос и рот окажутся под водой. Если ты очень устал. Как мама, например. — Наверное, и мне пора в постель, — сказала она и встала. Я немного застеснялась, она ведь была совсем голая. Странно было бы, конечно, если бы она купалась в одежде, но все равно, не очень-то хочется смотреть на мамину грудь и то, что там, пониже. В детстве, конечно, казалось, что кустик под животом — это смешно, но потом, когда чувствуешь, что становишься такой же, с кустиком и прочим, не очень-то приятно смотреть на голую маму. Сразу вспоминаешь, что происходит с тобой. Хотя тебя и не спрашивают, хочешь ли ты себе две булки и кустик посередине. А если булок нет, то тебя за это дразнят. Все самое важное всегда решают за тебя и не спрашивают. Так что я отвернулась, пока мама оборачивалась полотенцем. Я ужасно боялась, что она снова начнет эти занудные разговоры про месячные. Что в какой-то момент это случится и не надо бояться. Это совершенно естественно! И гораздо хуже, когда этого нет! Просто надо попросить маму купить прокладок. Так говорила тетка из психологической службы для подростков, когда пришла в наш класс. Или можно попросить тампоны, если больше нравится. «Свобода в коробочке», как они называются. Я и слышать не хочу про это безобразие — истекать кровью, пока тебе не стукнет пятьдесят! Не понимаю, как это можно пережить. |