
Онлайн книга «Книга путешествий по Империи»
Но это было не все. По парку ходил голый человек в полосатых трусиках и кричал в рупор: — Экскурсия на тот берег! Прогулки по морю. Прогулка по тому берегу. Возвращение обратно. Желающие, спешите! — Сейчас мы поедем на тот берег! — сказал Гурам. — Мы поедем по нашему морю… — На этом большом теплоходе… Меня повлекли к кассе. Гурам и Мурад оттеснили желающих. — Пропустите, пропустите! Он не видел того берега, — предъявляли они меня. — Он вообще ничего не видел. Маленький буксирчик запыхтел и отчалил. Я стоял придавленный к борту. Команда каким-то образом порхала над головами. — Плясать? Плясать! — закричали за моей спиной. Раз дался круг. Это я почувствовал по тому, как врезался в меня поручень. Такая шишечка. — Блоп! Блоп! — хлопали ладоши. Я не мог повернуться, чтобы посмотреть, как пляшут. Мои проводники были где-то в другом конце. И теперь я спокойно плевал за борт и предавался грустным мыслям о туризме. Плевок быстро убегал назад. — Сниматься? Сниматься! — закричали голоса. На трубе висел фотограф. Сложная, как акробатическая пирамида, выросла на корме группа. — Петь? Петь! — закричали голоса. — Причал! — орал капитан в рупор. Экскурсанты высадились на берег. Я осмотрелся. Здесь была дикая природа. Не было ни будочек, ни щитов. Была голая пустыня. Ко мне подошли Гурам и Мурад. — Здорово? — спросили они. — Здорово! — восхищенно сказал я. Тут обнаружилось, что никто ничего не захватил с собой: все думали, что тут будет ресторан. Заспешили обратно. Когда мы снова очутились в парке, Мурад сказал: — Теперь — бал-маскарад! Под большим тентом толпились люди. С краю примостился оркестр. — Начинаем наш костюмированный бал-маскарад! — сказал длинноусый человек и снял усы, как пенсне. Мы тут же потерялись. …Наконец, раскрасневшиеся и запыхавшиеся, Гурам и Мурад отыскали меня. И мы съели все, воздавая должное нашему замечательному другу. Потом мы гнали по ночной пустыне. Тянуло свежестью и прохладой. Вот это день! Мы ехали довольные и усталые. ОДНА СТРАНА ЧТО ЛУЧШЕ, ЛЕНИНАБАД ИЛИ ФЕРГАНА? Никогда я не слышал, чтобы человек так смеялся! Это было на пути в Азию. Курящие собирались в тамбуре. Приближение родных мест определяло тему разговора. — У нас в Намангане… — А у нас в Ташкенте… — А вот у нас в Канибадаме…. Люди возвращаются в родные места. Они и говорят. А едущие из родных мест — в командировку, в гости — прислушиваются. И я прислушиваюсь. Один — очень симпатичный, большой и толстый узбек, с седым бобриком волос, флегматичного вида. Другой — противоположный ему… Большой сказал: — У нас в Фергане… — В Фергане?.. Ну, что у вас в Фергане? — напал противоположный. — Ты что… Фергана знаешь какой город! — Что ваша Фергана перед Ленинабадом?! — У-ах-ха-ха-ха-ха! — захлебнулся большой. — Лени- набад лучше? — Вот и ты говоришь, что лучше. — Я? И-иг-ги-ги-ги-ги! Я говорю?.. И-и-ог-го-го-го- го-го! — А что у вас! Ишаки… — Ишаки… — Большой словно не мог уже больше, так его рассмешил этот глупый человек. — Пш-ш-ш… Вш-ш-ш… — выпустил он воздух, как пар из паровоза. — Ишаки?.. Ох-гу! Ух-го! — ухал он. — А у вас… — его душило, перехватывало дыхание. — А у вас текстильный комбинат есть? — А у вас такси есть? — У нас? Хо-хо-хо… — Кишлак — твоя Фергана… — А твой Ленинабад… твой Ленинабад… твой… — Большой так и не мог сказать. Его выворачивало, его разрывало, с ним могло быть плохо. Противоположный почти уже сдался. Он нападал, он говорил, но он ничего не мог поделать с противником: он не умел так великолепно смеяться… Наконец он выцарапал еще: — У нас Сырдарья, а у вас так… арык жалкий. — Он говорит, арык… Уох-хох! Уох-хоу-хох! — лаял большой. Фьить-фьить! — свистнуло в нем. — Он говорит, Сырдарья… У-а-ах… Буль-бульк! — булькнуло в нем. — Арык?.. Тут нужен был магнитофон, чтобы записать пять минут самого искреннего, самого убежденного, самого заразительного и самого разнообразного смеха, на который был способен только этот великий человек. Хохотал весь тамбур. И действительно, что лучше, Ленинабад или Фергана?.. БОЕКОМПЛЕКТ Последнее время я все думаю об одном: очень мало может вместить в себя один человек. Чтобы по-настоящему, глубоко и вечно. Что дано человеку в боекомплект всего по одному: одна страна, один язык, один город, одно дело, один любимый человек. Можно жить повсюду, и изучать языки, и браться за многие и разные дела, и знать много людей. Но всегда, через всю жизнь проходит что-то одно, а остальное — второстепенное. Наверно, бывает, приходит и другое. Но тогда уходит первое. Вместе не бывает. Очень редко дается человеку увидеть родину. Почувствовать ее рядом. К ней ведь мы тоже привыкаем и не замечаем. А она ведь рядом, эта одна-единственная страна. ГДЕ РОДИНА? Я тоскую по родным местам. Я — русский. Но вот в смысле природы я тоскую по Карелии. Детство… Родные имена: Вуокса, Метсала, Линтула, Сайя-йоки — чужой язык. А самой России — средней полосы — я не знаю вовсе. Пока не успел. Но от этого я кажусь себе не менее русским. А вот в Средней Азии есть русские, мои сверстники, они снега не видели, травы, озер, леса, грибов, ягод не видели… И они тоже русские, и никакие другие. Когда я ехал в Азию, я стремился туда, и за окном вагона, от станции до станции, все явственней проступали приметы Азии. А когда ехал обратно, проступали приметы России. И Россия началась много раньше Оренбурга. Так мне хотелось. И вот я думаю. А если бы долго плутал по всему свету, а потом возвращался домой, может, Россия началась бы в Кушке? А если бы вернулся с Марса и приземлился в Африке… Где кончаются и где начинаются родные места? СЛОВО ПРОТИВ ТУРИЗМА Ничего не имею против туризма — спорта. Спорт есть спорт. К тому же это трудно. А раз трудно, — значит, человек соединяется с природой. Объединяется с ней. Но вот меня всегда удивляло, как это можно приехать осматривать что-либо. В три дня турист опрыгает все театры, музеи, достопримечательности — обскачет столько, сколько ты, старожил, не видел за всю свою жизнь здесь. Но разве станет турист ленинградцем или москвичом оттого, что успел все? Разве он сможет понять Ленинград, как ленинградец, и Москву, как москвич? По-моему, они не видят ровным счетом ничего. Вернее, все туристы видят одно и то же, будь это Америка или Африка, Париж или Рим, видят захватанные миллионами посторонних глаз случайные вещи. |