Онлайн книга «Книга путешествий по Империи»
|
Балобан надвигался на меня неотвратимо, как судьба. Мне его было не миновать. Я чувствовал, что это не просто человек — Балобан, что это такое понятие — Балобан, понятие, которого я не понимаю. Что я ничего не знаю, раз не знаю Балобана. Это гипнотизировало. Он был недостающим звеном, он, чувствовал я, замкнет мне цепь в кольцо, и я что-то пойму. Он был главная улика моего невежества. Мне понятна была, скажем, роль Самородова. Действительно, без его фигуры невозможно себе представить явление башкирского мотоспорта. Но — как бы быть поточнее? — и Самородов не заключал в себе причины. То есть он не исключал ее. Так я и не знал по-прежнему, в чем же секрет вознесения Уфы, расцвета частного башкирского мотоспорта в мировом масштабе, в чем секрет вознесения и избранничества не одного человека (про личность уже стало как бы ясно…), а некой общности — отряда, школы, области, народа… то есть не было ясно, каким же образом, какими путями находит себе время и место явление. И как я не мог, туповато упираясь, усвоить себе, почему же не Москва, не Ленинград, почему именно Уфа, так и у меня, как у всех, последняя надежда вдруг оказалась на Балобана. Может, он подберет ключ ко всему, раз уж он такой, Балобан? — Как, ты еще не познакомился с Балобаном?! — И на меня смотрят так: «Зачем же ты сюда приехал?» Но я откладывал свои журналистские обязанности под конец. Мне не хотелось говорить ему, что я что-то собой представляю, печатный орган. Думал, как-нибудь иначе умудрюсь. Тем более что у меня же друзья гонщики. Я говорю: — Познакомь меня с Балобаном. — Да, да, — говорят мне, — тебя обязательно надо свести с Балобаном. И как-то не сводят… ПЕРВОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ Я говорю своему приятелю-гонщику: — Слушай, я бы хотел пройти на середину поля… Действительно, с этой точки я еще не видел спидвея там самый верхний допуск, только свои. Мне говорят: — Надо спросить у Балобана. Да что же это такое, господи! Через некоторое время мой приятель возвращается. — Балобан сказал, что, если снимет тулуп, может пройти. Это уже черт знает что. Я разозлился: тулуп у меня действительно на весь трек один, белый, до пят, как у деда-мороза, довольно дурацкий вид, но оскорбительнее всего соглашаться с тем, что сам знаешь про себя… Но я таки поперся на середину поля и тулупа не снял. И мне никто ничего не сказал. Воспитанные люди. И Балобан ничего не передавал мне по этому поводу… ВТОРОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ Оставался последний день. Надо было кончать мне с Балобаном. Тянуть больше было некуда. Приходилось мне решиться на Балобана. Я позвонил ему сам. Секретарша сказала, что его нет, но он будет. Я позвонил, когда он будет, — его уже не было. Я плюнул, взял билет на самолет и позвонил просто так. Балобан сам снял трубку. Он находился у телефона. Я слышал голос Балобана. Я не слышал своего голоса. Он меня долго и молча слушал и долго молчал, когда слышать уже было нечего. — А? — сказал я. — В восемь, — сказал он. — Где? — испугался я. — В управлении! — По-видимому, это было и дураку понятно — где. Он не был в восторге от предстоящей встречи, это я понял. Мой репортерский задор и без того был дохловат… ТРЕТЬЕ СТОЛКНОВЕНИЕ Зданию управления могло бы позавидовать столичное министерство. Оно горело в ночи всеми своими огнями, как одно сплошное окно. В управлении тем не менее никого уже не было. — Балобан? — удивился вахтер. — Он же уехал. — Он мне назначил встречу… — Вам? — вахтер усомнился. — Что ж, подождите… Он явно не был уверен, что это было бы разумно. Я ждал. Он приехал в девять и стремился пробежать мимо меня. Но я-то поосмелел, его ожидаючи… — Вы мне назначили на восемь, — загробным голосом сказал я. Мы побежали вместе по лестнице. Мы пробежали коридор, мы ворвались в приемную, мы пробежали мимо секретарши, мы ворвались в кабинет. Убежать от меня не было уже никакой возможности. Он с ненавистью смотрел на мой тулуп. Я его скинул и небрежно бросил на стулья. — Я хотел бы… Он схватил мой тулуп и стремительно уходил от меня по кабинету. Кабинет был глубок, длинен. Я не понимал действий Балобана. Но я последовал за ним, неотступный… В конце кабинета оказалась небольшая дверца. Балобан прошел в нее. Сердце мое опустилось — я понял, что Балобан избежал меня. Но как же тулуп?.. Я бросился следом. Последнее, что я помню, — это Балобана с неласковым выражением на лице, вешающего мой тулуп на гвоздь. Я ничего не понял. Я оказался один в маленькой комнате. Заманив меня сюда, он тотчас выскочил назад в свой кабинет и, уже прикрыв дверь, просунул голову и сказал: «Ждите меня здесь». АЛЬБОМ Я оказался в той особой комнатке-спутнике, которая бывает на орбите кабинетов уже очень больших начальников. Тут были холодильник, зеркало, круглый стол со всяким оборудованием для приготовления чая. Еще тут был диван, на который я безнадежно опустился. На диване лежал толстый альбом, который я с тем же чувством взял в руки. Этот альбом был посвящен мотоспорту. В нем была отражена грандиозная деятельность мотоклуба строительного треста № 3. Балобан был директором этого треста. Этот трест был гигантским предприятием, построившим что-то вроде половины города Уфы. Во всяком случае, замечательный цирк был построен именно этим трестом, и гостиница, и Дворец спорта — всем дворцам дворец, и мототрек, и вот здание этого управления, где я сидел, оно тоже было построено этим трестом, хотя само оно и было этот трест. Я был безнадежно отсечен от мира. Потому что в кабинете началось какое-то совещание, там кипели страсти и возвышались отдельные голоса. И как бы я ни разозлился, пройти с тулупом через совещание — эта картина казалась мне столь уморительной, что на это я не мог пойти. Другого же выхода из этой одиночки не было. Я листал альбом — ему суждено было заменить мне двухчасовое интервью… Балобан, естественно, имел отношение к этому клубу. Как директор треста. И как судья международной категории. Но главное — он имел то отношение к мотоклубу, что он был Балобан. Казалось, если бы не было Балобана, не было бы и мотоклуба. И страшно, и невозможно подумать… Вот бы чего не было: «С 1959 по 1965 год только в соревнованиях на первенство страны уфимские гонщики завоевали 19 золотых, 14 серебряных и 11 бронзовых медалей. В соревнованиях на первенство РСФСР с 1960 по 1965 год — 15 золотых, 13 серебряных, 12 бронзовых…» |