Онлайн книга «Наш последний эшелон»
|
* * * Очередь двигается медленно. Через рыбный пахучий отдел, затем через мясной, где висит позеленевшая копченая колбаса по 260 рэ, а рядышком – спортивный костюм «Пума» и кожаная куртка из лоскутков. Миновали следующий, там на эмалированном подносе постепенно портится крестьянское масло по 185. В очереди плачет ребенок. Плачет противно, громко, с короткими перерывами, которые только обостряют раздражение. Ребенка неумело успокаивает молодая совсем мамаша. Лет восемнадцати. Она стоит в соседнем рукаве очереди, почти напротив меня. Удобно рассматривать ее и ее ребенка. Малыш страдает от жары и гастрономической вони или просто-напросто капризничает. Мамаша качает его, держа на руках, выгибаясь назад, сует ему в ротик соску-пустышку. Тот не хочет, выплевывает, воротит зареванное, сморщенное рыльце и, замолчав на минуту, чем-то заинтересовавшись, возобновляет рев. Мне хочется сказать девушке-мамаше, до зуда захотелось буквально: «Вот так, сестренка, вот так и пройдет твоя сознательно-бессознательная жизнь. Вот так ты и будешь стоять то за тем, то за сем. Будешь с ребенком мучиться, готовить пожрать своему мужу, производителю материальных ценностей, очаг поддерживать в чистоте. Вот так, сестренка, таковы перспективы. И стремительно будешь ветшать. Плакать будешь, работать и есть». Но, конечно, ничего такого я не сказал. Вообще ничего не сказал. Просто пристально смотрел на нее. Девушка-мамаша глянула на меня мутноватыми глазами и, виновато вздохнув, отвернулась. Никто не предлагает ей пройти без очереди, выкупить свои положенные по талонам продукты. Стойко терпят плач младенца, по шагу в пять минут продвигаются. * * * Купить рис купил, но отнести его домой уж не успеваю. Пришлось тащиться с пятью кэгэ в пакете в институт. Подхожу к педу. Здесь полторы недели как занимаюсь на подготовительных курсах. Чего не позаниматься, тем более что бесплатно. Может, поступлю на исторический факультет, поучусь. Особенным желанием не горю, но надо ж чем-то заниматься, а пединститут, кажется мне, – само то… Неожиданность. Возле центрального входа Бобовский «Жигуль», и сам Боб стоит, опершись о капот. Завидя меня, ехидно заулыбался. – Перевет, ученичок! – Привет. А ты чего здесь? – Да вот тебя вычисляю. Вчера, блин, звонить запарился. Ты где был? – Так, – мнусь, – у девчонки одной. – Чего?! – Боб изумлен. – Чё врешь-то! У какой это девчонки? – Спал. – У девчонки спал? – Дома. Боб смотрит на меня непонимающе, бормочет: – Девчонку какую-то приплел… И что, не слышал; как я тебе звонил, надрывался? – Я говорю – спал. – И сегодня утром не слышал? – Сегодня, честно, не слышал, – ответил я и закурил. – Вот за рисом стоял… Боб тоже закурил. – Я вот что, – погодя, уже спокойно заговорил он. – Сейчас на рыбалку рванем. Садись. – И он вольно распахнул дверцу своего «Жигуля». Теперь мне пора изумиться: – Какая еще рыбалка? – Ну, рыбу ловить. За Леркой заедем – и вперед. – Лерка работает. – Лерка дома, пирожки нам печет. Давай садись. – Я иду учиться, – твердо говорю я. – Какое учиться! – Боб сморщился. – Один день можно прогулять. Давай, Ромыч, садись! – Дождь собирается, – смотрю в небо. – Вон туч сколько. – Прояснится. Москва передавала: ясно и жарко. Боб открыл свою дверцу, хочет уже залезть в кабину, но, видя, что я остался стоять, вновь направляется ко мне. Его мультяшное лицо выражает крайнюю степень негодования. – Ромка, ты становишься невыносим! Уже все собрали, я удочки старался делал. А ты, блин! «Гулять пойдем?» – «Не-е». – «На рыбалку едем?» – «Не-е». Как идиот, действительно! – Раньше надо было сказать, предупредить. – Сам же трубку не брал! – взвизгнул Боб; с полминуты смотрел мне прямо в глаза, затем угрожающе тихо сказал: – Если ты сейчас же не сядешь в машину, то считай, что мы всё… поссорились. Навсегда! Пришлось сесть и везти себя на рыбалку. Боб сразу подобрел, даже предложил свои фирмовые черные очки в круглой оправе. Я отказался. Изучал мир ясным взором. – Ну в самом деле, Ромыч, нельзя же так!.. – говорил Боб. – Съездим, разветримся, порыбачим. Что в этом городе делать? Лето же. Я молчу. – Поступишь и без своего подгота дурацкого, – продолжает он успокаивать. – Я вот поступил, учусь. На четвертый курс перебрался с божьей помощью. Кстати, слышал новость? – Голос его тут же изменился, стал таинственным и тревожным. – Слышал, кто-то вчера двух коммеров завалил. На Весёлом перевале. Фуру сожгли. Из автомата, говорят, лупили… – Феликс? – оживляюсь. – Он вроде. Коммеры не заплатили, видать, ну их и того… – Ну, и правильно. – Чего ж правильного? – не разделяет Боб моей радости. – Так их и надо, гадов всяких. – Почему они гады-то? Они на жизнь себе зарабатывают. Я вот тоже подумываю заняться чем-нибудь. На одной сгущенке знаешь сколько люди загребают! Тоже на легковушках мотаются в Минусинск, с поездов закупают… Я хмыкнул: – Давай-давай! Попытка не пытка. * * * Забрав Леру с пирожками, рванули за город. Лера на меня дуется за вчерашнее, почти не замечает. Я вообще не склонен разговаривать, сижу на заднем сиденье, смотрю в окно, думаю. Лера общается с Бобом: – На какое место едем? – Естественно, где Игорек ленков тогда натаскал. Помнишь? Лера вспомнила и аж захлопала в ладоши от восторга. – А с чем пирожки? – в свою очередь спросил Боб. – С луком, яйцами есть, с мясом, с повидлом. Газировку взяла. – И не забыла меня поддеть: – Только ее, кажется, Рома не пьет. – Почему? – Боб удивился. – Не знаю. Он и мороженого не ест. Из принципа. Боб хохотнул. Я же поинтересовался у нее: – А почему ты, Валерия, не на работе сегодня? Она повела плечами, лицо (заметил в зеркало) стало кислым. – Оставила, отказалась. Вчера больше убытков получилось. Половина растаяла, недостача к тому же… – Бедняжка, – вздохнул я. – Что ж, на ошибках учатся. Как говорится – первый блин комом. Лера вспыхнула, повернулась ко мне. Назрела перебранка. Боб встрял: – Хорош, давайте замнем. На рыбалку едем, господа! Он приобнял Леру, та растаяла (или сделала вид), заулыбалась. |