Онлайн книга «Информация»
|
Зарядившись, Алла толкала меня: – Вставай, нас ждут великие дела. Надо поярче угробить очередной денёк! Подъем, оруженосец!.. Никогда я не брал столько отгулов, так часто не опаздывал на работу, как в эти недели. Возникали мысли вообще послать работу к херам. Как следует отвязаться, а потом свалить из этого мира… Как Алла Эминема, так я тогда при любой возможности слушал Моррисона… Однажды, когда мы были у меня, отпаивались пивком после ночного серфинга по клубам, в гости зашел Олег Свечин. Я сразу догадался, что хочет пожаловаться на жизнь, а потом попросить халтуру… Для приличия (дескать, не с пустыми руками) Свечин принес бутылку «Путинки». – А чем вы занимаетесь, немолодой человек? – после двух вступительных рюмок спросила Алла. Свечин подвигал плечами, ответил невнятно: – Ну, журналистом работаю. – Олег – писатель, – добавил я, – и довольно известный. – М-м! Прямо книжки пишете? Свечин опять подвигал плечами, будто зяб. – Ну да… Книги. – Детективы, что ли? – Алле явно хотелось подразнить унылого гостя. – Да нет… Реализм… Про жизнь стараюсь. – Ого! И как, получается? – У Олега, – вступился я, – три книги уже, и штук сорок публикаций в журналах. – Не в этом дело. Можно публиковать сколько угодно, и все окажется шнягой. Свечин злобно дернулся и попытался перейти в контратаку: – А вы вообще читаете? – Я? – Алла изумленно приподняла веки. – Нет, не читаю. Тем более – про жизнь, как вы говорите. Зачем? В литературе все равно получается неправда. Правду вообще невозможно показать. В кино еще туда-сюда, а в книгах… – Кино начинается с литературы, – несвойственно твердым голосом произнес Свечин. – Сценарий, даже самый технический, – уже литература. Прописанные диалоги, действие… – Не буду спорить об этом. Мне все равно. – Алла взяла «Путинку» наполнить рюмки. – Кино я тоже почти не смотрю. Я люблю настоящую жизнь… А вот скажите, сколько часов в сутки вы тратите на писанье? – Ну, часа три… бывает, пять. – Ого! Каждый день? – Стараюсь. – Это значит, ежедневно часа на три вы выпадаете из реальности? Вокруг что-то происходит, люди ходят, ругаются, смеются, убивают друг друга, а вы сидите ко всему спиной и выдумываете… Ну ладно, если не выдумываете, то записываете уже умершую, прошлую реальность. Так? И вам не жалко спускать в унитаз три часа каждый день? Я хохотнул. Свечин отреагировал на мой хохоток раздраженным взглядом. Быстро проглотил водку. Закурил. Алла наблюдала за ним, не торопила. Он стал отвечать: – Во-первых, как и абсолютное большинство людей, я спускаю в унитаз не по три часа в сутки, а часов по двадцать, а то и вообще все двадцать четыре… А во-вторых, не всем же бездумно порхать или гнить в этой жизни. Есть единицы, которые способны это порхание и гниение фиксировать. – И что, вам кажется, что вы честно его фиксируете? – Стараюсь честно. – Стараюсь, стараюсь, – повторила Алла, морщась, – ужасное слово. Такой туповатый, но прилежный планктоша мне за ним чудится. Старательный. – Знаете, – еще более помрачнел Свечин, – я стараюсь не ради кого-то, даже не ради себя, а… В общем, я знаю просто, что это нужно, и поэтому пишу. У меня получается, мне платят за это нормальные гонорары… – Но, предупреждая новые вопросы, он попросил-потребовал: – Давайте вообще закроем эту тему. – Давайте закроем, – легко согласилась Алла и выпила. – Может, музыку включить? – предложил я. – Включи Эминема. Я тебе диск как-то дарила. Я поднялся, нашел нужный диск, поставил. И Эминем стал рассказывать историю своих отношений с девушкой. Послушав несколько секунд, Свечин недоуменно уставился на меня: – Это рэп, что ли? – Он самый, – усмехнулась Алла. – Не нравится? – А что тут может нравиться? Тупое бормотанье… – Простите, вы знаете английский? Свечин поморщился: – Бог миловал. – Странно. – Алла тоже состроила гримасу. – Я не могу представить современного писателя, не знающего английского языка. Без английского невозможно понимать сегодняшнюю жизнь. – Почему это? – Потому что вся цивилизация думает и говорит на английском. Без английского можно писать только о тупом быдле. Я не удержался и снова хохотнул: – Ха! Олег о нем и пишет. – Быдло тоже достойно внимания литературы, – проворчал Свечин. – Давайте накатим. Накатили, закусили сервелатом (единственной едой на столе), и Алла продолжила мучить гостя: – А вы женаты? – Ну да. – И дети есть? – Две дочки. – М-м! Взрослые? – Одной девять, другой два. – А квартира своя? Свечин вздохнул: – Своя. Жены, точнее. – Большая? – Двухкомнатная. – Расширяться планируете? – Денег нет таких… Алла покачала головой и стала давить Свечина перспективами: – А дочки подрастут, и что будете делать? На голове друг у друга стоять? Две комнаты, и четыре человека… Года через три они драться будут за свою комнату… Кстати, а где вы свои книжки пишете? – Дома… У нас кухня большая. – Прекрасно! Это какие книжки должен писать человек, сидящий на кухне! А вообще, зачем вы детей рожали? Вы их будущее как-то представляете? – Ладно, – перебил я, – не рви душу человеку. Каждый живет так, как может. – И про себя поправился: «Как хочет». – Да просто интересно. Вот он позиционирует себя писателем, который старается, – Алла саркастически выделила это слово, – фиксировать жизнь. Но что можно фиксировать, находясь в дерьме. – Откуда вы знаете, что я нахожусь в дерьме? – уже подрагивая от злости, хрипнул Свечин. – Да видно. Таких сразу видно. – А может, я хочу быть вместе с малоимущим слоем народа? Да и вообще, быть богатым для писателя в России позорно… Слушай, – Свечин посмотрел на меня умоляюще, – выключи эту нудятину. Поставь «Гражданку». Чтобы не усугублять и без того не очень-то благостную обстановку музыковедческим спором, я вынул Эминема и сунул на его место диск с альбомом «Долгая счастливая жизнь». – Да не это, – скривился Свечин. – Что-нибудь раннее. «Оптимизм» или «Мышеловку». Пусть девушка поймет, что при любом раскладе все заканчивается одинаково. |