Онлайн книга «Московские тени»
|
– Гляньте, какая соска, – показывает нам Борис «Девушку номера». – Вика, двадцать лет, метр семьдесят пять, вес – пятьдесят два, параметры 89-61-91. Ничего? Знает четыре иностранных языка. Дэн лениво отвечает: – Про них про всех так пишут. А по жизни – уродка и тупь несусветная. Накрасят, сфотают с голыми титьками, десять грин в зубы – гуд бай, мразевка. Еще и фотограф между делом оттарабанит. – Да ну, брось, – не согласился Борис. – Тебя послушать, так одни прошмандовки везде. – Он с любовью смотрит в журнал. – Классная девочка. Предложили, она снялась. Может, написать в редакцию? Я б с ней познакомился… Забыл уже, когда с девушками общался. – А проститутки от «Людмилы»? – хмыкнул я. Борис скривил морду: – Да гнал я все… Во-первых, дорого, а во-вторых, куда я их повезу и на чем… – К себе в Реутов на тачке. – И вылезет в общей сложности удовольствие это в две тыщи. Лучше вот на Вику дрочить. – И, свернув журнал в трубку, Борис спрятал его во внутренний карман куртки. Электричка несется почти без остановки, на полной скорости. Пустой вагон болтает из стороны в сторону, – да ну и пусть летит к чертям под откос… Сидя дремать не получается, я перебрался на соседнюю лавку, лег, натянул на голову воротник. Может, на часок отключусь. А Борис стихи читает, будто поет колыбельную: Существованье беззаботное В удел природа мне дала: Живу – двуногое животное, — Не зная ни добра, ни зла. Всегда покорствую владыке я, Который держит бич и корм, И чужды мне стремленья дикие И жажда глупая реформ. В свои лишь мускулы я верую И знаю: сладостно пожрать! На все, что за телесной сферою, Мне совершенно наплевать. Когда ж промчатся дни немногие И смерть предстанет предо мной, То протяну спокойно ноги я И мирно сделаюсь землей. – …Отстань ты от меня! Бля, достал, свинота! – Голос Дэна хриплый и злой. – Я же заплачу. Сколько? Семьдесят? Девяносто? Можно и не полный грамм. А? Хоть на пару косяков… Ну, Денис, жалко, что ли? – почти скулит Борис. – Можно и так сделать: как только я куплю где-нибудь, сразу тебе верну этот грамм. А, Дениска?.. – Н-нет! Борис обиженно ноет: – Раздразнил только… Зачем взял такой колобок? Взял бы грамм, чтоб весь его выкурить и все. А то – пять граммов!.. – Слушай, закрой рот! Как вы меня достали… – И без перехода, тем же тоном Дэн признается: – Не мой это баш, кренделю одному надо отдать. Дали вот вчера утром, чтоб я передал… И так уже сколько скурили, теперь объясняй… – Ну, все понятно, какие вопросы. – В голосе Бориса появляется нотка презрения. – Не твой так не твой. В пушеры, значит, подался… – Значит – так. Мне больше не дремлется. Сажусь на лавке, потягиваюсь. – Долго еще? – смотрю в окно. – Долго. Кубинку только проехали. Спи, Хронитура. – А ты – Мускат вонючий. – Смазливая, но будто вечно неумытая рожа Бориса кажется мне сейчас особенно гадостной. – Что, обломался с гашем, уродец? – Пошел в жопу, алкан! Я твоей жене-то сегодня вечерком позвоню. – Борис в долгу не остается. – В командировке он был. Ха-ха! Я ей все расскажу, еще и прибавлю кой-чего. Как ты – ха-ха! – к шлюхе, например, привокзальной клеился, уламывал пойти в кусты. А мы тебя с Синью еле увели. Синь меня поддержит. Да, Дэнвер? – Дэн не отвечает; Борису надоедает меня злить, он зевает и начинает говорить о другом: – Что бы такое придумать глобальное?.. Не очень-то веселая получается штука – жизнь. – Бабло есть – веселая, – говорит Дэн. – Да нет, все равно не хватает чего-то. Ну, пожрешь вкусного, выпьешь хорошей водки, в клуб сходишь, коксом закинешься. Но это все временно, мизер какой-то по сравнению с глобальной радостью… Должно же быть что-то такое… – И Борис ударился в философию. – Некоторые и живут вроде полунищими, а им хорошо, легко так. Внутренне легко. Значит, у них там есть что-то твердое… Вот у меня соседка по подъезду, такая коровенка лет двадцати. Некрасивая, толстая, и родители у нее работяги простые. Никакого у нее вроде сладкого будущего, а она все улыбается, ходит так, пританцовывая, цветет прямо… как цветок на помойке. Я как увижу ее улыбку, походку эту, и такая у меня к ней ненависть сразу, и что-то даже вроде зависти. Ну что, ты, думаю, тварь, лыбишься!.. И здоровается не просто «Здравствуйте», а обязательно: «Доброе утро!», «Добрый вечер!» Какой он добрый, кретинка?! – Может, в натуре кретинка, – говорю. – Хрен ее знает… И чуть ли не каждый день меня достает своей этой улыбкой, этими «Доброе утро»… В зубы ей дать, чтоб не лыбилась… Вагон постепенно наполняется людьми, хмурыми, зевающими, молчаливыми. Садятся на скамьи и сидят, как нахохлившиеся воробьи. Продавец газет, изо всех сил пытаясь сделать свой голос бодрым и поймать удобную тональность, чтобы поменьше напрягать связки, рассказывает, что есть в свежем номере «Мегаполис-экспресс»: – Кое-что новое о древнем искусстве татуировки… Эксклюзивное интервью с ведущим одной из самых рейтинговых программ «Вы – очевидец»… Сенсационные материалы о предстоящем конце света… Подробности недавней потасовки музыкантов групп «Ляпис– Трубецкой» и «Ногу свело»… Настоящий призрак в театре имени Пушкина… Поездка Ларисы Долиной по США. А также – программа ТВ на будущую неделю. – Читал тут на днях в «Комсомолке», – говорит Дэн, – про одну овцу, которая в Париж отказалась ехать. Выиграла конкурс «Знаете ли вы Францию?», а потом отказалась. Я удивлен: – Из-за чего? – Ну, что Франция в войне участвует, бомбит сербов. В знак протеста, короче. Борис вдруг сжал руками башку, взвизгнул: – Вот идиотка! Идиотина! Мне б такой шанс, я бы устроил!.. Париж… Кабаки на Монмартре, Латинский квартал – вот где еще ценят искусство, вот куда надо сваливать. Последнее место! Я б там зарылся, я б мертвой хваткой вцепился… – У тебя же был шанс, – усмехаюсь. – Помнишь, Ани была, из Литинститута? Ты с ней вроде начинал мутиться, а потом что-то… И она же к тебе тяготела… – Да она страшная. – Борис морщится, высвобождает из рук башку. – Я со страшными больше раза не могу, даже из-за Франции, из-за постоянной прописки. Это, Хрон, по твоей части. – У меня жена не страшная. И я ее люблю. – А-а, – отмахивается Борис, – гони-гони… Понял на пятом курсе, что Россия для россиян, а Москва для москвичей, прихватил свободную москвичку и – порядок. – Да иди ты, придурок. – Я почему-то почти спокоен, даже подходящих слов для ответа на язык не приходит. |