Книга Нубук, страница 32 – Роман Сенчин

«Ледовое побоище — тыща двести сорок второй, — машинально проверил я свои знания, — отмена крепостного права — тыща восемьсот шестьдесят первый»… Да, кое-что еще помню, но за этими датами мне сейчас ничего не увиделось. Никаких картинок, иллюстрирующих историческое событие, как бывало раньше, когда от одного словосочетания «Ледовое побоище» тут же в воображении возникали псы-рыцари в глухих шлемах с крестообразными прорезями для глаз и носа, Александр Невский с лицом актера Черкасова, произносящий громовым голосом: «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!»; не было теперь и новгородских ратников с дубинами и топорами, черной воды Чудского озера… Остался просто заученный когда-то набор цифр — 1242.

При желании я, наверное, смог бы навспоминать штук двести исторически значимых фраз, только — зачем?.. И как буду учиться на историка, на учителя истории, если мне история давно уже неинтересна…

— Свободно?

Я дернулся от неожиданности, подвинул ближе к себе бокал с пивом.

— Да, конечно.

Напротив уселась девушка. Лет двадцати, может, чуть старше, светловолосая, довольно симпатичная, но с унылым, кислым лицом. И свое мороженое она стала есть так уныло, что я не смог не предложить:

— Может, лучше пива выпьете? Или вина?

— А что такое? — Она подняла неожиданно темные для ее светлых волос и бледноватой кожи глаза; почти черные глаза.

— Да так, — усмехнулся я, почему-то смутившись, — что-то без радости вы это мороженое… хм… вкушаете.

Раз уж нет ни сил, ни желания гулять по городу, так хоть вот с девушкой петрозаводской пообщаться. Тем более если сама подсела.

— Ты угощаешь? — Она прищурилась подозрительно.

— Естественно. — И я похвалился: — Удачный сегодня вышел денек.

— Чего ж удачного?

Бокал мой был еще почти полон, девушка не особенно и понравилась, но что-то толкало изображать из себя крутого…

— Это, — ответил ей чуть игриво, не теряя, правда, серьезности делового человека, — коммерческая тайна… Ну так как — пива? Вина?

— Лучше вина, конечно. Крепленого. — И уже вслед мне послала уточнение: — Только не портвейн. «Изабеллу» или «Южную ночь».

Я опять усмехнулся.

«Изабелла» с красной этикеткой, шестнадцать градусов, в кафе «Калевала» нашлась. Я взял двести граммов и два бутерброда с сыром…

— Ну, давай за знакомство!

Девушка слегка оживилась, даже представилась:

— Меня, если что, Валей зовут.

— У, а меня — Роман.

Чокнулись, я пивом, она вином. Глотнули.

А она все-таки ничего. Наверно, карелочка… На том заводе, где мы проходили практику, были молоденькие поварихи и судомойки, и кое-кто из наших парней успевал с ними понежиться… Может, врали, а может, и нет. И очень хвалили этих карелочек в плане секса… Для меня же, дурака, главным тогда было набить поплотнее желудок…

— Ты сама местная? — забросил я удочку. — Ну, в смысле петрозаводская?

— Угу. — Лицо ее снова стало унылым. — А ты откуда?

— Из Питера. Здесь, так сказать, по делам. — Я допил «Балтику» и поозирался по сторонам; захотелось курить, но пепельницы на столе не было, и из посетителей никто не курил. Пришлось спросить Валю: — Не знаешь, здесь курить-то можно?

— Можно. Только пепельницу надо у бармена взять.

— О'кей.

Я снова подошел к стойке, взял блюдце, которое играло роль пепельницы, заодно купил еще бокал «Балтики».

Несколько раз с удовольствием затянувшись «Бондом», признался девушке:

— А я тут служил целых полгода.

— Где? — Она не выражала особого интереса, спросила, кажется, так, из вежливости, но глаза ее смотрели как-то откровенно и жадно, будоража меня. Наверное, это казалось из-за несоответствия светлых от природы волос и кожи и темных, почти черных глаз…

— В поварской школе. — Но тут же уточнил: — Вообще-то меня сначала в Сортавалу призвали, в пограничные войска, а потом уже сюда перевели, учиться на повара. Вот учился…

— Хм, — девушка покривила губы, дескать, улыбнулась, — готовишь, значит, хорошо.

— Не жалуюсь.

— А жена?

— Что — жена?

— Ну, жена рада, что хорошо готовишь?

Я глотнул свежего пива, пожал плечами:

— Может, и рада была бы, да нет ее. А если честно, главная задача армейского повара не во вкусности, а чтобы у личного состава поноса не было… Представь, на заставе служит человек пятнадцать, и у всех понос от какого-нибудь борща вкуснейшего. Ведь так и границу можно без присмотра оставить. Хотя и черт с ней… У тебя линзы, что ли?

Валя посмотрела на меня долгим, проникающим каким-то взглядом.

— Ага, линзы, с миллионеркой сидишь! — Она опять изобразила подобие улыбки, взяла бокал с вином, отпила.

— Линзы, кстати, давно уже не признак богатых. За пятьдесят рублей три пары можно купить. И разных цветов. А волосы у тебя от природы такие?

— Уху.

— Оригинально и красиво, — решил сделать я комплимент.

— Спасибо… Только мало это мне помогает по жизни.

— В каком смысле?

— Да в любом. Давай лучше выпьем.

— Давай, что ж…

Мы чокнулись, сделали по глотку.

— А ты чем занимаешься? — спросила Валя и тут же вспомнила: — А, это ведь у тебя коммерческая тайна.

— Да нет, почему… Обувью торгую. — Я отвалился на спинку стула, вздохнул устало, но и удовлетворенно. — Привез вот партию, теперь разбрасываю по магазинам. Весенне-летние модели.

— Спасибо, не даете нашим женщинам в кирзачах ходить.

Уловив в ее словах издевательство, я стал раздражаться:

— А что, плохо, что ли, им? Да без нас бы и ходили в каких-нибудь колодках фабрики «Скороход»… И хорош иронизировать. Нормально ведь сидим, общаемся.

Она снова взглянула на меня. Теперь в глазах почти извиняющееся выражение. И голос стал мягче, просто грустный:

— Я по жизни такая. Из-за этого и торчу здесь без копья в кармане… и, — она поглядела на людей за соседними столами, — тошнит от всего, от всех.

— Н-да, тяжелый случай.

Не очень-то благодушная получается беседа после трудового дня… Я закурил. Валя тоже вытянула сигарету из пачки, но перед тем, как щелкнуть зажигалкой, для приличия спросила:

— Можно?

Я кивнул, конечно. Что еще оставалось?

— Я редко курю. Если выпью только или разволнуюсь, — посчитала она нужным оправдаться. — Сейчас вот что-то разволновалась. Как-то все…

— Надоело? — усмехнулся я.