
Онлайн книга «Нубук»
— Ну да… — А вот мне однажды надоело так, по-настоящему, я сел и приехал в Питер. Делом занялся… — Я понял, что меня понесло. — Теперь как белка кручусь, поездки вот, то-сё, зато нет времени депрессовать. Двести с лишним точек, где мой товар продается. Документация, поставщики, налоги, крыша… Но, понимаешь, хоть по вечерам с ног валюсь, сплю, бывает, по три часа, а в душе как-то так хорошо… — Везунчик. — Не глумись, — я поморщился, — я же серьезно… — Глумятся знаешь над кем? Или над святыми, или над трупами. — А ну тебя. — Мне стало обидно. — Села за мой столик, вино мое пьешь и начинаешь тут же… Иди вон, — я кивнул направо, где молча пили водку трое парней, почти превратившихся в мужиков, — их подкалывай. Посмотрим, как они реагировать станут. Вряд ли, думаю, рады будут… — Ну все, извини. Просто не могу я иначе теперь. Я не со зла… — Она вздохнула, покрутила пальцами ножку почти пустого бокала. — Слушай, ты бы не мог еще бутербродик купить? Есть очень хочется. Я посмотрел на нее; она не отвела глаза. Красивые, почти черные, горячие и какие-то грустные, одинокие, затравленные… — Слушай, — предложил я, — давай как люди посидим? Там, я видел, пельмени есть, тефтели… Бутылку водки возьмем. Поговорим. У, как? — Я не против. Водку с закуской можно. И… — она вроде собралась усмехнуться, но вовремя изменила усмешку на довольно-таки приветливую улыбку, — и поговорить тоже… Я поднялся. — Что возьмем — пельмени, тефтели? — Лучше тефтели с пюре. И, если можно, салатик какой-нибудь… Как добрались до гостиницы, не помню. Пришел в себя лишь в момент разговора с водителем. Точнее, вспоминая, как его имя. То ли Георгий, то ли Геннадий… — Это, — я стоял в дверях, обеими руками держась за косяки, — это… Геннадий… Георгий… простите, забыл… — Гена, — подсказал он, поднимаясь с кровати. — А что такое-то? — Да надо… вы бы не могли… на полчаса… Нам тут надо… — Я тебе не проститутка! — визгнула за моей спиной Валя и зашагала по коридору. Я рванулся за ней, поймал руку. — Погоди, я не в том смысле… просто же поговорить. Что-то мне все надо было с ней поговорить, и мы, кажется, долго говорили в кафе «Калевала», до самого закрытия, но из памяти выпало — о чем именно. — Погоди… пошли… Она отдернула руку, и я чуть не упал. Я думал, она уйдет, даже в душе желал этого. Нет, она остановилась и со злобой и выжиданием уставилась на меня. — Ну чего ты? — забормотал я миролюбиво. — Давай по-хорошему… И выпить еще осталось ведь. Из номера вышел Геннадий, сказал, будто оправдываясь: — Машину поглядеть надо. — Да-да, хорошо, — мельком кивнул ему я и взял девушку за запястье. Пошли, Валь, посидим. Она пошла. Выставил на журнальный столик бутылку «Праздничной», упал в кресло. — Будь как дома!.. Нормальная конура? Даже вон телик есть. И душ… Валя хмыкнула, присела на стул. — Да лучше в кресло. Удобное… Или, — мне стало весело, — или, ха-ха, ко мне на колени! — Давай лучше выпьем. — Дава-ай! Я плеснул водки в стоящие рядом с мутным графином стаканы. — Поехали. Глотнул, подавился, по подбородку потекли горячие ручейки. — Ты что-то совсем, — с брезгливостью и, кажется, жалостью заметила Валя. — Разучился, понимаешь, бухать… Эти «новые русские», они всё чаек, минералочку… До ста лет прожить собираются… У-у, — на меня вдруг нахлынула дикая злоба, — ненавижу!.. — Я еще раз налил водки и на этот раз выпил удачно. — Зна… знаешь, Валь, так омерзительно! Ведь спекулянты мы, дешевые спекулянты, правду про нас говорят. Там люди ботинки делают, пашут, а мы, сволочи!.. — Говорил я в тот момент совершенно искренне, даже готов был разрыдаться. — Домой хочу, в Сибирь. Помидоры рбостить… Мы с родителями своими руками… Из вот такой вот семечки… еще зимой, в ящиках на подоконнике… И потом радость такая, когда куст по грудь, весь в «бычьем сердце». Знаешь, какая радость! — Может, ляжешь? — предложила Валя. — А ну тебя… — Стало досадно и горько, что она не понимает. — Живем же как паразиты. Лицо ее оказалось перед моим. Совсем рядом. Я понял — надо поцеловать. Ткнулся куда-то, где губы. Она не отстранилась. Я ткнулся еще и почувствовал мягкие подушечки ее губ. Попал. — Ложись, не мотайся, — снова предложила она, но теперь в ее голосе не брезгливость, а почти явное предложение… Я взял графин, сделал несколько глотков. Вода была кислая. Хотел хлопнуть графином об пол, но передумал, аккуратно поставил на стеклянный поднос. Приподнялся, спросил: — А ты ляжешь со мной? Увидел ее глаза, совсем трезвые, умные глаза. И не злые. Как точнее? ободряющие. — Давай ляжем вместе, — сказал я. — Мы ведь теперь не совсем чужие. Гоша ушел… — Гена, — поправила она. — Какая разница… Я определил свою кровать — покрывало на ней не было измято, ведь шофер на ней не лежал. — Давай, Валь… Она подошла. Уже без куртки. В черном вязаном свитере, в короткой узкой юбке, черных колготках. Босиком. Значит, согласна… Я потянул ее к себе, уронил. Сунул руку под юбку. Она не сопротивлялась, она лежала на спине, лицом вверх, и смотрела своими черными глазами куда-то в потолок. Просто ждет? Ну и пусть, ну и хорошо, что такая попалась… Колготки снимались с трудом. — Приподнимись. Она приподнялась. — Давай ничего не говорить, — предложил я. Она промолчала. С правой ноги колготки сползли нормально, а снять с левой сил уже не хватило. Я стал стягивать трусы. Тоже черные… Я признался: — Так все это долго. Она опять не ответила. Она лежала как бревно и смотрела вверх. С Мариной это было совсем по-другому. Да и с Машей тоже… А зачем мне это сейчас? Если честно, мне этого сейчас и не хочется, хочется просто уснуть. Тихо-мирно… Но у нее такая гладкая кожа. Такие мягкие и в то же время крепкие ноги. А глаза… Все дело в глазах… Я оказался над ней. Поймал ее взгляд. Она улыбнулась, сказала: — Дурачок. — Почему это? Она потянула меня на себя. Мои локти подломились, ее ноги обхватили мою спину. — Надо джинсы еще… — вспомнил я. Она убрала ноги, я расстегнул молнию, кое-как приспустил штаны. Ее ноги опять сцепились у меня за спиной… Отвалиться бы в сторону, закутаться в одеяло… Завтра тяжелый день… Левой рукой я кое-как опирался в кровать, а правой путешествовал под ее свитером… Моя гладкая ладонь гладит ее еще более гладкую кожу… Вот что-то упругое. Лифчик. Я подлез под него, ощупал грудь, твердый штырек соска… Ее губы, они приоткрыты, видны два ряда зубов; глаза закрыты. Лицо стало бессмысленным и глуповатым, но и прекрасным, каким бывают лица ждущих счастья женщин… Я уже научился читать их лица… |