Онлайн книга «Минус»
|
Нет, жить кое-как можно. Многим куда хуже, наверно. — Лёх, давай в дурака. — Дава-ай. Встаю, беру стул, карты с тумбочки. Сажусь рядом с Лехиной кроватью. Начинаю тасовать. — Блин, новые надо, — заодно ворчу, — как тряпки стали уже. — Купи, — ехидно советует Лёха. По коридору тяжелые шаги и удары ботинком в стену время от времени. Так обычно возвращается домой наш сосед справа. — Санёк, — узнает Лёха и усмехается: — Счас начнется! Сане вот-вот в армию. Жена подвела. Один ребенок у них есть, полуторагодовалый сынишка, ждали второго, но что-то с женой случилось и — выкидыш, короче. Не смогла пару месяцев доносить. Может, и Санек постарался по пьяни. Они частенько хлещутся… В общем, теперь ему в армию. Я раскидал по шесть измусоленных, изжеванных карт. Козырь — пики. — О-ой-й, — Лёха кисло глядит на карточный веерок у себя в руке. — Раздал, козлина. Ну, заходи. Бросаю ему пару семерок, для начала. А за стеной начинается соседский вечерний концерт. «Ах, твари, с-сучары! — орет Санек. — Мразёвка поганая!..» В ответ — визг жены. — Понеслось, — констатирует Лёха. «Да я вас всех-х! Мне теперь все равно, мне так и так!..» Звон посуды, истошный рев сынишки. — Сколько у них посуды, — удивляюсь. — Каждый вечер колотят. — Семья, — Лёха пожимает плечами. — У меня с женой еще и не то бывало. — А зачем жениться тогда? — Инстинкт. Перебрасываемся картишками, отбиваемся, пытаемся друг друга завалить. По соседству полыхает скандал. Вроде и драка началась. — Пойти, что ль, посмотреть, — говорю, — а то еще перережутся… — Пуска-ай. Так им и надо. Всё правильно. — А жена-то у него ничё. — Ленка? Кхе, вот он и бесится. Его в армаду, а она тут с нами… — Неплохо бы, — вздыхаю. — Да чего хорошего? Которая рожала — на фиг она. Вот лет в девятнадцать телка — это нормал. — Ну ты и гурман! Хотя… хотя я бы, конечно, тоже с девочкой лучше. — Мое воображение опять разыгралось, эта, с подоконника, перед глазами. — Погнали, может, она там еще! — Кто? — Ну, на кухне которая… — О-ох, иди ты, иди, не мудись. Говна-пирога. — Да как я один, ни с того ни с сего… Не смогу… Сыграли десяток партий. Надоело. Жрать особенно нечего. Только картошка и хлеб. Картошка хоть и универсальный продукт, а уже не лезет. — В понедельник в деревню смотаюсь, — мечтаю, — привезу мясного, огурчиков… — Вези, вези! Похаваем. У Лехи, в отличие от меня, вообще нет вариантов. К жене путь заказан, там уже другой хозяин, а родители — в Прокопьевске, отец у него бывший шахтер, а ныне инвалид, мать тоже какая-то больная, впору им помогать, а не ждать перевода или посылки с вкусненьким. — Накатить бы, — говорит Лёха, вытягиваясь на кровати. — Пойдем к Павлику с Ксюхой. — Меня, в курсе, рвать тянет от ее этой хари! — Ну, я тебя не трахать ее зову. Попросим у Павлика раскуриться. — Раскуриться? Уху! А потом что делать, когда на хавку пробьет? Где хавчик-то? М-да, он, в принципе, прав. Курнуть — хорошо, но при отходняке жрать как свинье охота. То-то узбеки всякие предпочитают шмалить в чайхане. Курнут, побазарят на философские темы, а потом скорей плов руками в пасть. Шашлыки, шаурму… — Тогда давай до Валишеского, — предлагаю дальше. — У него, может, водяра. — Бля, да когда у него водяра?! — Лёха безнадежно роняет голову на подушку. — Сам сшибает везде. Он вновь погружается в разглядывание трещинок на потолке. Я брожу по комнате. На будильнике — половина двенадцатого. Засыпаем мы часа в два обычно… Как убить время? — А что ты предлагаешь? — начинаю злиться. — Туда — нет, сюда — нет. Хотя бы телок каких-нибудь… — О-ой, дебилина, — в ответ стонет Лёха. — Одни бабы в башке. Проблему сделал… Да спустись, они у входа рядами вон дежурят, только и ждут, кто б их подснял, напоил и оттрахал. — Вот именно. А на хрена я им пустой? Была бы бутылка… Лёха, прищурившись, осмотрел меня с ног до головы: — Да, ты прав — без бутылки с тобой вряд ли кто согласится… — Идио-от! — Валюсь на кровать. Тихо. Санек за стеной, видно, срубился… Доживает свои последние дни на гражданке. Мается. Я это ощущение помню. Всё, кажется, конец тебе. Так вот посадят в поезд, лысого, слабого, перепуганного, и повезут на убой. А вокруг жизнь, люди свободные гуляют и не замечают, что ты с ними прощаешься. Равнодушные насчет тебя и счастливые. А тебе все — конец. Отворачиваюсь к стене, царапаю ногтем выцветшие, полуистлевшие обои. — Вот скажи, Роман, — необычно культурно, но с прикрытой издевкой начинает Лёха, — сколько тебе лет? — Двадцать пять скоро. А что? — Да так… Послушаешь тебя, впечатление, что ты пятнадцатилетний мальчик-колокольчик какой-то. Или, хе-хе, или в натуре, — он готов заржать, — еще ни разу?.. — Придурок, — говорю. — Пойми, мне необходимо общение с ними. Долгое, постепенное… Для меня женщина — это не только… это самое… Это чудо, понимаешь, нет? Нужен трепет, шепот ласковых слов, нежные прикосновения чтоб… А по-твоему: хватай пузырь и беги на случку… — Хе, я и в одно рыло этот пузырь выжру легко, — перебивает Лёха, — без всяких баб. Мне трех лет сженой до отрыжки хватило. И кстати — надолго! — Понятно, тогда отдыхай. — Продолжать этот разговор не хочется; несколько романтических фразочек, сказанных сначала вроде как в шутку, разбередили что-то внутри, стало совсем тоскливо. Я сел на кровати и стал обуваться. — Ты куда? — спрашивает Лёха тревожно. — Пойду по коридору пройдусь. — Пошли вместе. Коридор длинный — через весь этаж. Мы живем в левом крыле общаги, а до конца правого метров триста, если не больше. Справа и слева частые двери. Коридор узкий, полутемный, половина ламп дневного света перегорела, другая светит слабо, часто мигая и потрескивая. Стены покрашены темно-синей краской, а двери какой-то болотной. Проходим мимо опустошенных кухонь, вонючих пещер умывалок и уборных, запертых помещений для стирки — бывших душевых… А девочки той, на подоконнике, уже нет. Зря. Вот сейчас бы как раз подойти, заговорить, познакомиться. То да сё. Лёха, оказавшись от нее в двух шагах, стопроцентно бы согласился помочь мне… — Давай все-таки заглянем к Павлику, — предлагаю, когда, дойдя до тупика в правом крыле, мы повернули обратно. — Вдруг что, а? |