Онлайн книга «Минус»
|
— …Бродский бес… бесспорно гениален, — говорит Миша Вишневский тоном профессора, но заплетающимся языком, — впрочем, он принес б-больше вреда ру-русской поэзии, русскому языку, ч-чем пользы. Тщедушный паренек в очках с толстенными линзами мудро усмехается: — Почему это? — А вот давай на… накатим, — Миша плескает «Московскую» с полуотклеившейся этикеткой по чашкам. — Сейчас накатим — и я тебе объясню. Видя, что Миша уже набрался до стадии, когда его тянет объяснять при помощи кулаков, я, выпив первым, слегка меняю направление разговора: — А мне простая поэзия нравится. Искренняя и простая. Тщедушный переводит свои линзы с Миши на меня: — Это кто же простой? — Да кто… Тиняков, например. Не весь, но лучшие вещи — простые у него и, можно сказать, гениальные. Тщедушный с минуту глядит на меня как на дурака, а потом объявляет: — Я не знаю такого. — В его голосе приговор мне: я неудачно выбрал пример, а потому не имею больше права ввязываться в разговор. Остальные молчат. Я понимаю, что и они не знают. Лишь Саша Фомин мученически стонет в алкогольном сне. — А Рыжего знаешь? Очки тщедушного переползают с меня на задавшего вопрос Мишу. — Рыжего знаю, да, но поэтом его не считаю. — Хм! Интересно… — Он не поэт. — Поэт! — вдруг громко и резко (все аж вздрогнули) рубит сидевший до того тихо-мирно парень с миловидным молодым лицом и спортивной фигурой, на вид совсем трезвый. — Он повесился — значит, поэт! Он совершил поступок… — Если мы по таким критериям будем судить, — тщедушный говорит спокойно и каким-то мудрым тоном, — то и невежу Рубцова в поэты зачислим. Он-то поступков совершил предостаточно… — Слушай, ты! — шипяще вскрикивает Миша Вишневский. — Ты Р-рубцова не трогай! Его давно все признали… — Такие же невежи, как и он сам, признали. Которым от природы не дано настоящую поэзию не то что почувствовать, но и элементарно прочесть. Речевой аппарат, извините, не развит… Миша подтягивает рукава свитера к локтям. Я торопливо наливаю в свою чашку граммов семьдесят. Глотаю. Встаю и иду к двери. Слышу за спиной Мишино неоспоримо твердое: — Сейчас я тебя буду месить, очкарь. Вот уж точно: «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку…» Да, у Бродского есть гениальные строчки… За поворотом коридора, напротив кухни, живет Шевчена, хотя в последнее время здесь почти не появляется. Стучу просто так, наудачу. — Да-а! — знакомый крик с той стороны двери. Открываю: — Можно? — О, Ромочка! Заходи! Шевчена на кровати подстригает ногти на ногах. — Как жизнь? Творчество? Здоровье? — не глядя на меня, энергично задает набор традиционных вопросов. Сажусь к журнальному столику, посреди которого сковородка с остатками подгоревшей картошки. Рядом — пачка легкого «Винстона». Беру сигарету, закуриваю, отвечаю: — Всё так же — всё хреново. — С женой не помирился? — Нет. А ты-то как? — А мы вот сегодня с Алексеем Константиновичем в кино идем. На «Кукушку». Алексей Константинович — это тот романист, что, заикаясь, призывал Сергея и других участников своего мастер-класса на форуме бросить писать, Шевчена там с ним познакомилась, и вот уже месяц они плотно общаются. — Ты у него, что ли, живешь? — решаю уточнить. — Ну, как тебе сказать… — И по тону становится ясно, что я правильно догадался. — И как? — Хорошо… Не смотри на меня, я джинсы надену. Смотрю в сковородку, затем на прилипшую к стенке чашки чаинку. Справа шевелится сперва желто-розовое, а потом — синее. Потом Шевчена шлепается на стул напротив меня. Тоже закуривает. — Ладно, Ромочка, не горюй. Алексею Константиновичу сорок шесть, а уже несколько раз мне признавался, что только теперь почувствовал себя счастливым. Тебе ведь тридцать всего? Видишь, есть еще время. — Издеваешься? — сбиваю пепел в пепельницу; вместе с пеплом вылетает и уголек. Приходится подкуривать заново. — Да нет, я серьезно. — А ты изменилась, — говорю. — Раньше шумно-наглой была, а теперь как-то глубинно… Шевчена пожимает плечами. — Может, чаю? — Хм… Я полдня только и делаю, что пью чай. Пью чай и маюсь. — Не майся. Плюнь. Лучше пиши, как маешься. В ее голосе наконец появляются нотки искренности, и я сразу размякаю: — Да как, Оль, не маяться, если с любимой женщиной так… И люблю, и жить вместе не получается… Она вздыхает. Некоторое время молчим, не глядя друг на друга. Я ни о чем не думаю, просто жду, что скажет Шевчена. И вот она почти вскрикивает: — Слу-ушай! — Что? — А если тебе поступить, как лимоновский Эдичка. Он ведь тоже любимую потерял. — Как поступить? — Ну… с мужчиной. Понимаешь? Я поднимаю лицо, пытаюсь по ее глазам определить, серьезно она или стебается. Вроде серьезно. — Спасибо, блядь, за совет. — Это единственное, что приходит на ум для ответа. Не по роже ведь бить. — Ты не обижайся. Ведь по поговорке — клин клином… — Какой клин клином… Всё, замолкни… — Давлю окурок в пепельнице. — Ладно, надо идти. Шевчена не удерживает. Встаю. Напоследок интересуюсь: — Пишешь что? — Да ну! Зачем счастливой женщине писать? — Н-да, правильно вообще-то. Хотя, смотри, можем ведь и выгнать с семинара за творческую несостоятельность. Вечер… С утра — собирание «чебурашек» на этажах, кофе, новости по «Маяку», попытки заполнить страницы тетради шеренгами слов. Днем — метро, работа, какие-никакие, но встречи, какое-никакое, но общение, снова метро, люди, тротуар, шелест колес по только что выпавшему и тающему снегу, стол, «Маяк», ужин. А вот вечер… Точнее — тот короткий отрезок вечера, что разделяет деятельность и погружение в сон. Я брожу по комнате, поправляя не совсем так, как бы надо, стоящие предметы, то и дело поглядывая на будильник. Без пяти одиннадцать. Скоро будет очередная сводка новостей, а пока по радио рассказывают, как хорошо в ноябре в Дубае. Передача под эгидой «На правах рекламы»… Открываю тетрадь, стоя над столом, перечитываю последние строки, которые удалось выдавить за сегодня. Может, еще что придет в голову? Перечитал, жду импульса, даже ручку меж пальцев кручу… В колонках магнитолы пикают сигналы точного времени. Идикторша скороговоркой начинает: «Сегодня в президентской резиденции „Ново-Огарево“ прошла встреча Владимира Путина с Эльдаром Рязановым и Михаилом Ульяновым. Президент поздравил мэтров российского кино с семидесятипятилетием и подарил им часы с гравировкой „От Президента России“. Хозяин принимал юбиляров в уютной каминной и угощал яблочным пирогом». Затем менее важные новости: в Чечне сдались пятнадцать боевиков, в Москве убит очередной ученый, «Локомотив» стал чемпионом страны по футболу… |