Онлайн книга «Пламенеющий воздух»
|
Тесла вытряхнул из рукава желтый, местами даже коричневатый от времени рецепт, сложил бумагу «ястребком», запустил в сторону Трифона. — Так-то, брате… Как я был при смерти, отец пришел ко мне и попросил: не умирай! Я ответил: позволь мне стать тем, кем хочу, тогда выкарабкаюсь. Отец махнул рукой: становись кем хочешь! Я и выздоровел. И стал — проналазач, по-вашему — изобретатель. Только все, что я изобрел, — детская радость по сравнению с особой материей мира, с эфиром… Не отказывайся от него! Тогда тоже выздоровеешь и все, чего я не успел, доделаешь. А иначе… — Что иначе? — хотел крикнуть Трифон, но голоса не было. — А иначе, прежде чем люди сумеют воспользоваться моим и твоим эфиром — они друг другу глотки перегрызут. Когда америкосы бомбили Белград, ты где со своим эфирным импульсом был? Трифон сглотнул ком воздуха. Отвечать ему было нечего. — Неужто не хватает ума понять, — спросил Никола уже раздраженно, — что вокруг происходит? Трифон утвердительно кивнул головой: мол, не хватает. — Так я тебе объясню: немцы ж и мои бумаги, вместе с бумагами Миллера, увезли из Штатов в Европу. Но ума у них, как и у тебя, как у многих других, не хватило для всего мира работать. Думали для себя летающие тарелки смастерить по моим расчетам и баста! А я и тогда уже знал, как одним движением уничтожать целые армии. Но отдавать знание ни тем, ни другим не стал. Одни уничтожат других, другие — третьих… Большевики — меньшевиков, красные — белых, белые — красных, богатые — бедных!.. И так без конца. Не в противоборствах страт и народов суть! — А в чем, в чем она? — Трифону, наконец, удалось издать ясный, без хрипа звук. — А в том, что мы с тобой обязаны явить миру чудо, а не новое пугало! Эфир — божье чудо! И в руки дастся только тем, кто захочет присоединить часть населения земли к бесконечно живущим и витающим в пространстве эфирным телам! Ты и я, мы оба — славянские чудотворцы! Как Ориген был когда-то чудотворцем греческим. Потому что и ты, и я, и он, не ожидая вознаграждения, творим чудеса для всех. А не для одной какой-то нации, узкого клана отмороженных богатеев и парламентских выскочек!.. Не газ из земли теперь качать надо — эфиром газообразным заняться! Теслу умчало. Трифон едва успел перевести дух. Тошнота и позывы на рвоту стали не такими мучительными. И тут медленной, слегка зыблящейся фигуркой проплыл Рома беленький… Все, кто проплывал до Ромы, — кроме Теслы — выглядели если не умершими, то какими-то не вполне реальными. Только Тесла и подросток Рома казались до нестерпимости живыми. «Наполовину мертвая династия и живой Рома… Странные законы у эфирного ветра. Где здравый смысл? Где воздаяние за великие дела?» Трифон не успел докончить мысль. Рома беленький произнес полушепотом: — Ты меня искал? Я и есть человек-ветер. Ну чтоб тебе ясней — подросток-ветер, — Рома улыбнулся. — Хочешь войти в эфирный строй? Вот он, рядом. Здесь, в скоростных перелетах и в бесконечном движении, ты сможешь почувствовать красоту и волнение мира окончательно! Подросток-ветер звал и манил Трифона, обещал совместные путешествия и неслыханные открытия на благо науки, сладостные приключения над землей, в стратосфере и в отдаленном космосе. От шепота Ромы произошел гром. Трифон задрожал, потом громко крикнул. Тогда Рома уплыл, но через некоторое время вернулся: причем появился оттуда же, откуда и в первый раз: из-за Волги, с северо-востока, словно бы закинув быструю и невидимую петлю вокруг земли. — Ну? Решился? Ты кто: воин или пес? — Решился… Но ты позволь мне хоть пять-шесть лет побыть еще здесь. Вот завершу с эфиром и… — Пяти не хватит. Да я временем и не распоряжаюсь. А судя по всему, получишь ты все двадцать. Но уж тогда — не обмани… Тут Рома беленький запнулся и как-то не к месту попросил: — Слышь, Трифон Петрович… Узнал бы ты, как там мои овечки? Люня и Луша… Прошу тебя, сделай милость! Рому умчало. Стараясь не думать про овец и не желая возвращаться в помрачающий лживой реальностью мир неудач и обманов, Трифон двинулся навстречу ветру. И тогда выступил Трифону наперерез великолепно прекрасный, с точеным носом и притягивающим, хоть и осунувшимся лицом старик в серой пыльной хламиде. Старик прошел совсем рядом и внимательно глянул на Трифона. Был он не мал и не велик, а каких-то неопределимых размеров. — Плоть моя — ветер, — сказал старик и пропал. Явление старика почему-то особенно поразило Трифона. Он не мог понять — почему. Тут снова услышался голос Николы, голос Теслы. Тесла на подоконник теперь не садился, гусиные лапки свои напоказ не выставлял, кричал из-за больничной стены надрывно. — Удивил тебя старик, вижу, знаю! Ориген это! Origenеs Adаmantius! Великий скопец! Все причиндалы, включая сам перец, себе из-за баб откромсал, а потом всю жизнь жалел страшно. А так — хоть куда мужик был. И теперь такой же: учитель, эфирный воин. Он, а не кто-то другой, термин «Богочеловек» придумал! Он про апокатастасис… — Как-как? — не понял Трифон. — Молчи, неук! Он идею конечного спасения всего сущего, ну этот самый апокатастасис, выдвинул и обосновал! Он «лестницу иерархий» — это когда души не воплощаются в собак и крокодилов, в педофилов и прекрасных лентяев, а все просветляются и просветляются — для нас выстроил. Он про все больше и больше в процессе жизни легчающие тела объяснил! А уж мы с тобой — и ты круче, ты лучше меня — про эфиросферу и эфирные тела как основу будущих миров раскумекали! Трифон закрыл глаза от счастья. А когда разлепил веки — ни Теслы, ни сожалевшего о своем скопчестве Оригена рядом уже не было. — Прости, скопче, — шепнул зачем-то Трифон и увидел эфирный мир. Вернее часть его. Мир эфира предстал ему как сад вихрей. Как ветви вихрящихся деревьев были города. Как пылающие золотым нестрашным огнем колосья — деревни. Как запретная, припрятанная, а потом в основном тексте бытия внезапно возникшая глава романа, манил разбивкой на делянки, ряды и лунки эфирный мир. Был мир этот материален и страшно приятен на вид! Одно из вихревых деревьев стояло близко, у самого края мироколицы. Трифон вгляделся. Множество ветвей дикой яблони — от нижних разлогих, до верхних, торчащих тонкими прутиками вверх — шевелилось, жило, вздрагивало листьями, набухало и лопалось почками, давало цвет, затем плод, а после вновь покрывалось пушистыми серыми точками. К дереву была приставлена зеленая, гибкая, словно сплетенная из шевелящейся виноградной лозы, лестница иерархий… Здесь Трифон понял: на дереве диком, дереве сладком висят в свернутом, почкообразном виде города и поселки, едва виднеются люди, лесные и домашние звери мягкой поступью ходят вокруг них. |