Онлайн книга «Лавка нищих. Русские каприччо»
|
– Сколько? – вдруг поперек собственных мыслей выкрикнул, пуская петуха, Костик. – О! Это совсем другое дело. – Доктор затушил сигарету о стол, выкинул ее в форточку, скоренько нагнулся к сидящему старичку, зашептал ему что-то в ухо. Старичок, в знак согласия склонил голову, поманил Костика к себе, вынул из кармана и показал бумажку с начертанными на ней загодя цифрами. Потом из другого кармана достал кредитную карточку и взмахнул ею в воздухе. Костик на миг снова сплющил веки. Потом подошел к столу, мигом нацарапал поперек четвертушки несколько строк и поставил подпись. Слышно было, как где-то в глубине дачи поет и плачет Эва-Эра. Она запевала, посреди пенья всхлипывала, потом, осердясь на малое семейное предприятие, организованное совместно тетей Полей, внятно ругалась. Остальные, потрясенные внезапным Костиковым согласием, молчали. В это время вошел еще один медработник в колпаке и в халате, с красивой донорской колбой в руках. Словно в магазине он издалека продемонстрировал колбу и улыбнулся. – Быстрей, – крикнул доктор, – начинаем готовить пациента. Европейский наркоз ему! * * * Наутро Костик проснулся бодрым, свежим. Европейский наркоз был видно и впрямь высшего качества. Левый глаз прикрывала плотная круговая повязка. Костик не удержался, потрогал повязку рукой... Под пальцами круглилось глазное яблоко! «Как же это? – Задергался Костик. – Обещали вынуть, а он – на месте. Опять, значит, дебет с кредитом сводить? Ну, уроды! Или сам ты, Костя, урод? Тебе глаз оставили, а ты недоволен!» Вошла Эва-Эра. – Бедненький, – сказала она, присев на узкую кушетку и налегая левой грудью на Костика. – Вот именно, блин, – бедненький! – Костик хотел грубо толкнуть Эву-Эру, но передумав, просто крикнул, – Глаз-то на месте! Стало быть, денежки мои – тю-тю! – Так то искусственный, дурашка! Тебе искусственный вставили. А насчет бедненького я и правда, кажется, ошиблась. Ты у нас теперь Буратино богатенький. Прикинувшись обиженной, Эва-Эра ушла. Тут же сунулся в дверь доктор. Он принес коробку. – Вот прибор, – сказал доктор распечатывая коробку, – его и пристегивать ни к чему не надо, просто держите рядом с собой, в сумке, что ли. Берите и выметайтесь. Глаз удален виртуозно, школа академика Федорова. Так что – три дня вы свободны. Гуляйте, думайте, привыкайте. Повязку не снимайте. Если за три дня не привыкнете или что-то резко изменится, – глаз будет водворен на место. Но только знайте: глаз, он ведь и должен существовать отдельно! Так лучше для современного человека. Ну а для глаза – долгожданная свобода и справедливость. Помните одноглазых циклопов? Им было достаточно одного глаза. И человеку достаточно. Поэтому второй глаз может существовать сам по себе. Давно уже эволюция подготовила появление этакого отдельного существа по имени «глаз». И таких вызволенных из человеческого рабства существ скоро будет очень, очень много! – Они что же у вас и размножаться будут? – Вегетативно, вегетативно. Не забыли еще из курса биологии? Костик обалдело кивнул, а доктор, прикурив, добавил: – А вы, понятное дело, думали – мы здесь органами торгуем. Все так думают: и милиция, и долбанная прокуратура. Но кое-кто уже и понимает: это все для науки. – Доктор забегал по комнате, стал заводиться, взмахивать руками. – Надо же дать, в конце концов, возможность некоторым человеческим органам существовать «самостийно», отдельно! Человек заэксплуатировал свой мозг, свои глаза, и еще кое-что: «о чем сказать не надо, о чем сказать нельзя»! Но ведь это – нестерпимо! Помните «руку Москвы»? Ну, которая в одном мультике сама по себе летала, сама по себе хватала, сама – без помощи тела – по попке отшлепывала? Какая слабая и, я бы сказал, – медицински недоброкачественная выдумка! Не рука, не половой орган, не нос! Глаз, глаз должен в первую очередь получить и самоуправляемость, и отдельность! Возвратилась Эва-Эра. – Пшел вон, – тихо сказала она доктору, – надоел со своими глазками, упырь! Доктор поспешно вышел. Эра снова налегла на Костика грудью. * * * Шел третий день нового существования: глаз – в колбе, мозг – в огне, Костик – в отпаде... Пора было из такого существования выбираться, пора было возвращаться в деревянный, со сломанным крылечком, дом. А три дня назад, дом этот покинув, хлопнув калиткой, крикнув на прощанье тете Поле: «Старая дура!» и получив от нее в ответ кое-что похуже, он решил – с глазом, вот так запросто, расставаться нельзя! Да и налепилось за три дня много всякой всячины. Кое-что Костик разузнал, кое-что почуял. И почуяв – смутился душой. Причем смущало душу не то, что он видел своим невынутым, засевшим в глазнице, как в бойнице, глазом: дома из окошка, ну там, деревья, забор, цветы. Это, господа, внешнее зрение! Смущало то, что виделось ему чудесным вынутым оком. Так, вдруг увидел он себя на каком-то алгебраическом поле. Будто вокруг не трава, не кусты, а выгнутые тонкой проволокой математические символы, плюс латинские – строчные и прописные – буквы. Проволочное это поле – побелевшее с утра от инея, колыхало на своих просторах нескольких странных животных. Присмотревшись, Костик с отвращением понял: это желудок и две малые берцовые кости пасутся на поседевшем от горя лугу! Вскоре на краю поля проявился, как на фотопленке, высокий костлявый старик с рыжей трепаной бородой, в джинсах, в косоворотке – тоже, видно, алгебраист. Старик стал подзывать малые берцовые кости и желудок, как баранов: мэш-мэш, мэш-мэш. Те бежали к алгебраическому пастуху вперегонки, чувствовали себя настоящими животными! Поле это алгебраическое не давало Костику покоя весь день. Он уже давно возвратился к себе в Сергиев, давно отправил мать и отца в крохотный пригородный домик, давно установил на тумбочке широкогорлую колбу с плавающим в растворе глазом, укутав ее полотенцем. Но успокоения в размеренных действиях не обрел. Собственно, ничего такого сверхъестественного, ставшее внезапно чудесным око не показывало. Правда, случались в неосвоенных зрительных пространствах кое-какие неожиданности. Так, к примеру, Костику увиделось: вся Россия, вдруг резко ушла на Север! Снялась с места – со всеми своими кремлями, конторами, частными фирмами, мостами, палисадами – и пошла! Ну а на Севере – снега, блеск, холод. Ягель, брусника, кора берез – вся еда. Олени – откочевали. Куропатки – в грудочки снега окаменели... От увиденного у Костика мерзли пальцы и немели от холода щеки. «Как же так? Как же это можно было целую страну на Север запроторить? Как можно было поверить зобастым индюкам, твердящим: спасение на Севере! А если электричество вырубят или атомное топливо иссякнет? Тогда – гибель, мрак! Где-нибудь на юге оно и без электричества лет сорок перебиться можно! А тут – нет, шалишь! |