
Онлайн книга «Пес и его поводырь»
Когда собираешься в дальний путь, нужно кое-что нести с собой. Этим кое-чем оказалась тушенка борисоглебская, почти советского качества, сыр «Янтарь» в коробочке, луковка, вареные яйца в количестве трех, два из которых следовало отложить до лучших времен, каши быстрого приготовления в коробочках, пюре такого же свойства и котелок армейский, натовский, подаренный по случаю одним хорошим человеком. Фляжка в комплекте с котелком, не по-нашему, одно в другом. Последний бутерброд случился в Няндоме. В Вологде перед поездом удалось посидеть в ресторане. По городу он постарался не слоняться. Нынешний отпопсованный облик ее тихих улиц был ему не мил. Посидел на берегу, у речного вокзала, покопался в старых книгах уцелевшего магазинчика. В Няндоме он сел на старый «пазик», какого уже давно не видал вовсе. Автобус подходил прямо к станции, вбирал во чрево вываливавшихся из поезда граждан, как встарь, нагруженных вологодской или архангельской едой, другими покупками, чтобы через четыре часа, которые нужны были для преодоления почти добитой временем и безвластием дороги, оказаться в прелестном городке, где шло по улице стадо, а по деревянным тротуарам бегали внимательные к чужому человеку собаки. Но прежде случилась девка. Он вышел из автобуса на развилке. Там, где указатель — Ленинград. Все, что он вез с собой, умещалось в большую дорожную сумку, хочешь — за ручки неси, хочешь — накинь ремни на плечо. Путь этот нужен был ему для обретения некоторого спокойствия, так как имелись причины, по которым вываливаться из чрева автобуса на асфальт автостанции, оглядываться и определяться он не желал. Хотелось войти в Каргополь одному — так, чтобы над кронами показался собор, чтобы птахи пиликали и загривок взмок. Вполне естественное и невинное желание. Только не понимал он, что невинность ушла отсюда некрасиво и замысловато. Впрочем, почему некрасиво? Джинсы на девке сидели, как литые, рубашонка красная в белый горошек, курточка — выше пояса, сигаретка. Лицо правильное, блондинистое, раскраска боевая. Лет так пятнадцати с виду. — Расслабиться не желаете? — Это так здороваться тебя учили? — огляделся он по сторонам в поисках соратника обольстительницы. Он должен быть где-то неподалеку, за деревьями, по законам жанра и ремесла. — Не опасайтесь, дяденька. Двадцать баксов. — А почему не двадцать два с полтиной? Он остановился, хотя этого делать совершенно не следовало. — Всемирный тариф. — Все включено? — За весь прейскурант цена другая. Закурить нет? — У тебя же соска во рту. — Впрок. Я еще и пью. — Джин-тоник? — Джин. Неразбавленный. Так мы идем, или я ухожу? — Куда? — Домой. День не задался. И тут маленький позолоченный крючок впился ему, ну, скажем, в щеку. Он щеку почесал… Она держалась совершенно естественно и непринужденно, и это его почему-то удерживало. Он не нуждался в экспресс-услугах, а с малолеткой — тем более. Девка смотрела на него, улыбаясь. — Давно на тропе? — На этой? — А есть и другие? — В Каргополе все есть. Он вздохнул. Задумался. — Курс сегодня какой? — Пес его знает, — отвечала девка. — А звать тебя как? — Пускай она звалась Татьяной. Тебе-то, какое дело? Идем? Алексей достал из кармана рубашки пятьсот рублей, подал юной дряни, она взяла и тут же бумажка исчезла где-то под кофточкой. — Ну? — кивнула она головой в сторону. — Не. Это предоплата. — А любовь? — А любовь в другой раз. — Как это? — Да так это. Можешь до города меня проводить. Можем так расстаться. — Милостыня, что ли? — Подарок. Ты в каком классе учишься? — В далеком. Есть мне шестнадцать. Не сомневайся. И кота нет. Одна работаю. — Так. Я пошел. — А зря. Ты мне понравился. — А ты мне нет. Я пошел. — Весьма напрасно. Жить в гостинице будешь? — Где буду, там и буду. — Пойду и я. Дел сегодня невпроворот. Так и вошли они в Каргополь. Вместе. …Он обшелушил яичко, очистил луковку, небольшую, салатную, синюю. Ветки сосновые сложил домиком, на кривом штырьке, специально прилаженным для этого дела, подвесил котелок. Решил сделать чаю, а более ничего пока не готовить. Просто вскрыл тушенку и отыскал в рюкзаке деревянную коробочку с огурцом и двумя помидорками. Если класть овощи в пакет, непременно раздавишь. Вообще-то это была коробочка для блесен, но он приглядел для этой цели другую, с отсеками и отделами. Вода в котелке пошла мелкими пузырьками. Фляга литровая заполнена по самую крышечку хорошей водкой. Вода уже закипела, осталось только снять котелок с огня и сыпануть в кипяток чая из другой специальной коробочки. Будто бы вся его уходящая жизнь уместилась в коробочках, баночках, фляжках, комнатах с номерами на дверях и коридорах, слившихся в один главный коридор. Он плеснул грамм восемьдесят хлебного вина в кружку, выпил одним глотком, закрыл глаза, посидел немного и стал есть. Когда в жестянке осталось меньше половины, снова плеснул, примерно столько же, выпил медленно, доел мясо, протопал до воды, ополоснул руки и лицо, вернулся, опять посмотрел на небо. Облачка пошли веселее. Можно было пить чай. — Бог в помощь, — сказал приятный мужской голос. Он обернулся с кружкой в руке. — Саша, — поспешил объявить мужчина неопределенного возраста. Одет гость был в длинный брезентовый плащ, коричневые полусапожки на все времена года, древнюю ковбойку красно-синей клетки и кепку лет двадцати от роду, уставшую от времени… — Леша, — ответил босой человек у костерка. — Чайком пробавляемся? — Им самым. Только вот кружка одна. — Это не есть большая беда, — ответил гость на пиру. Отправился к кустам и немного порылся там. — Вот она! — В руках у него была полулитровая стеклянная банка в неопрятном состоянии. Саша сполоснул ее в озере, посмотрел на свет, черпанул у берега песка с илом, поболтал, выплеснул, опять сполоснул. Потом значительно посмотрел на рюкзак. — Яйцо будешь? — Да чего добро переводить? — Ну, чай пей. Тот, кто назывался Алексеем, понимал, что если сейчас достать фляжку, то Саша этот не отстанет, пока не усидит значительную часть запаса. Не жаль было водки, а жаль этого вот дня и облаков на небе, ожидания чего-то складного. Но и не налить, значило обидеть. Здесь ведь он в гостях. |