
Онлайн книга «Чудо ты мое, зеленоглазое»
![]() На пороге стояла старуха. Она почти не изменилась, другой была только ее одежда: мокрый, грязно-белый саван подчеркивал костлявую худобу ее тела. Глубоко запавшие глаза старухи казались мертвыми и безразличными. — Холодно мне одной в земле лежать, — глухим голосом пожаловалась старуха. — Пустил бы погреться, хозяин? На Петровича пахнуло ледяным, могильным холодом. Это был страх. Страх морозил кожу и обжигал лицо. Страх рвал кожу, пытаясь проникнуть туда, во внутрь, где было тепло. — Вернулась, значит? — спросил Петрович. Старуха кивнула. — Вернулась, — за ее бескровными губами блеснул ряд белых, молодых зубов. — И никуда ты от меня не денешься, Горелый! Петрович попытался закрыть дверь, но страшная гостья ее удержала. — Ребенка мне отдай, тогда уйду, — старуха рассмеялась. — А ты поживи еще, помучайся. Петрович рванул дверь. — Пошла вон, ведьма! — Не отдаш-шь?!.. На лице старухи выступили зеленые пятна. — Ты, тварь болотная!.. — Петрович шагнул вперед. Ухватившись обеими руками за мокрый саван, он рванул его на себя. Голова старухи качнулась и приблизилась. Петрович выдержал тусклый, угрожающий взгляд пустых глаз. — Слышишь ты, тварь?! Пошла вон отсюда! Что было силы старик оттолкнул от себя ведьму. Та попятилась, а потом, коротко взвизгнув, бросилась вперед. Петрович поймал длинные худые руки, тянущиеся к его горлу. Ведьма застонала и присела. Седая, всклоченная голова ткнулась в грудь старика. Петрович отшвырнул от себя ведьму. Та быстро выпрямилась. Взглянув на Петровича, она расхохоталась. — Что, думаешь, справился со мной? Рано радуешься! До гробовой доски к тебе приходить буду. Нет и не будет тебе от меня покоя! — А я тебя, тварь, до гробовой доски давить буду, — спокойно ответил старик. — И даже за смертным порогом тебе меня не скрутить. Ведьма попятилась. Ее лицо исказила злобная усмешка. — Запомни мои слова, запомни! Старик усмехнулся. — Да кто ты и что ты, что бы я тебя помнил? Он захлопнул дверь. …Петровича разбудила Танюшка. Он резко оторвал голову от подушки и посмотрел на нее. Та испуганно моргала глазами. — Ты что? — спросил старик. — Кричали вы сильно во сне, дедушка, — Танюшка виновато улыбнулась. Петрович взглянул в окно. Уже светало… Старик улыбнулся девчонке. — Небось, думала, что помру во сне? — Что вы! Да вы еще сто лет проживете. — Дай-то Бог… — Петрович потер лицо, прогоняя остатки сна. — Даренка как спала на новом месте? — Ой, а она, кажется, заболела, — Танюшка снова виновато улыбнулась — Горячая вся, как чайник… Петрович кивнул на дверь. — Ну-ка выйди, мне одеться надо. Через три минуты Танюшка как угорелая металась по дому. — Какая ты к черту мать?! — кричал Петрович. — Дите в жару, а ей хоть хны! Да под кроватью твой сапог лежит, не видишь, что ли?! Телефон тут на углу улицы. Ори в трубку так, что бы тебя без телефона на правом берегу города слышно было! Да быстрее собирайся, быстрее! Танюшка пулей вылетела за дверь. «Скорая» пришла очень быстро. Хмурый, заспанный врач согнал с кровати, где лежала Даренка молодую, черную кошку с едва заметным белым пятном на груди. — Срочная госпитализация! — сказал врач, прослушав грудь девочки. — Впрочем, не волнуйтесь. Состояние девочки не критическое. Танюшка уткнулась в ладони раскрасневшимся лицом и заплакала. Молодая кошка с белым пятном на груди села рядом с ней и принялась внимательно рассматривать врача. — Тебе в куклы играть, а не детей рожать! — одернул Танюшку Петрович и обратился уже к врачу. — Вместе с матерью ребенка брать будете? — Разумеется. — А что ей с собой захватить? Врач перечислил. Петрович кивнул и пошел собирать вещи. Требовалось не так уж и мало: начиная от чистой простыни и кончая стаканом. «Скорая» отошла от дома с включенной сиреной. Петрович перекрестился. «Проведать бы надо девчонку, — подумал он. — Да и Витьку заодно. Как он там?» Старик вдруг вспомнил о некормленых кошках с котятами, все еще обитающими в диспетчерской и развел руками. «Господи, да что мне, на три части разорваться, что ли?» Петрович вздохнул еще раз и направился готовить кашу для кошек. Затем он выкатил из сарая тележку. Его решение перевезти оставшихся кошек домой было практически вынужденным: нога сильно болела и ходить в диспетчерскую каждый старику было бы тяжело. В суете и хлопотах прошел день. Петровичу так и не удалось выбрать время, что бы съездить в больницу. Уже вечером старик вытащил и пересчитал заработанные с помощью Витьки деньги. Он немого подумал и разделил их на две части. «Витька все равно себе ни гроша не возьмет, — решил он. — Так что поделю-ка я их между Ленкой и Светкой поровну. Без обиды, значит. Женщинам ведь всегда денег не хватает…» Старик подумал еще и отложил немного денег в сторону. «А все ж таки и Танюшке с Дареной нужно дать… — подумал Петрович. — Трудно им, а тут глянь столько… На всех хватит». Он нашел лист бумаги и уже было собрался завернуть него деньги, как вдруг наткнулся на Витькины стихи. Лошадиное счастье — купаться в траве… Воду пить после скачки — досыта, А еще чтобы гвоздь — этот крошечный враг — Не пробил острой болью копыто. Лошадиное счастье — смотреть на костер, Слушать смех, Видеть мир первобытным… А еще чтобы звезды светились в воде Всем-всем-всем, В том числе и копытным… Лошадиное счастье — огромно до слез. Целый мир! Целый свет! И как море… Лошадиное счастье — хомут бы не тер… …Жаль, не лошадь я в доброй неволе! Наше счастье — хотеть, Наше счастье — не ждать! Человек — арлекин на веревках. …Только добрые лошади могут прощать, Всех шальных, Всех дурных, Всех неловких… Лошадиное счастье — купаться в траве, Воду пить после скачки — досыта, А еще чтобы гвоздь — этот крошечный враг — Не пробил в быстрой скачке копыто… «Вот тебе и весь Витька! — подумал Петрович. — И чего он хочет, один только Бог знает…» |