
Онлайн книга «Серебряная свадьба»
— Мы встретились в гольф-клубе. — Тони состоит в вашем гольф-клубе? — изумилась Дейрдра. — Да, и прекрасный игрок, — с гордостью подтвердила Эйлин О'Хаган. — Но как его туда приняли? В прежние времена кандидатура кого-нибудь вроде Тони была немыслима, вопрос стоял именно так. И даже Десмонд — играй он в гольф — никогда бы не получил членства в клубе. Каким же образом такому типу, как Тони, удалось туда пролезть? — Как приняли? — переспросила Эйлин О'Хаган. — Понятия не имею. Видимо, так же, как и всех нас принимали, — мать неопределенно пожала плечами. — И все твои друзья его знают? Знала ли его, к примеру, миссис Бэрри? Дейрдра нарочно вспомнила покойную мать Морин Бэрри, которая всегда была чутким барометром общественного мнения у них в Дублине. Не может быть, чтобы Тони хорошо приняли в кругу Софи Бэрри. — Софи? Да, конечно, бедняжка Софи встречала его время от времени. Софи Бэрри, правда, не играла в гольф, так что, сама понимаешь, не могла знать Тони в этом плане. — Не говори только, что Тони играет в бридж! — Нет, он глубоко презирает нас, как он выражается, старых гусынь, убивающих часы за картами. Эйлин О'Хаган звонко рассмеялась, и Дейрдре внезапно показалось, что жизнь ее матери куда веселей, чем ее собственная. Всеми силами стараясь удержать разговор в нужном направлении, Дейрдра попробовала зайти с другого конца. — Ну, а Джерард? Скажи, мама, что думает Джерард? Что говорит?.. Нет, не о своем отпуске, что он говорит насчет тебя и Тони? — Понятия не имею. — Но ты же не можешь не знать. — Но как? То есть, откуда мне знать? Я знаю только то, что он сам мне говорит, я понятия не имею, что он говорит другим. У него сейчас довольно миленькая подружка, возможно, он говорит об этом с ней… Хотя вряд ли. По всей видимости, ей было абсолютно все равно. — Как же иначе… Он непременно… — Послушай, Дейрдра. У каждого из нас своя жизнь. Джерарда, наверное, намного больше интересует его адвокатская карьера. Станет ли он королевским адвокатом. [16] Не пора ли ему завязать со всеми этими молоденькими красотками и остепениться, завести семью. Не исключено, что он беспокоится о своем здоровье, ведь ему скоро сорок, думает о холестерине и растительных жирах. Может, планирует продать свою квартиру и купить дом. Ему что, делать больше нечего, как думать о своей матери? Ответь мне! — Но если ты совершаешь какой-нибудь… Если ты затеяла что-нибудь такое… — Без сомнения, он считает, что я достаточно взрослая и за мной не надо приглядывать. — Мы все должны друг за другом приглядывать, — возразила Дейрдра с ноткой назидательности. — А вот здесь ты глубоко ошибаешься. Наоборот, мы не должны вмешиваться в чужую жизнь. Это большой грех. Несправедливость ее слов поразила Дейрдру, точно удар хлыста. Как только мать может такое говорить — этот нравоучительный вздор о невмешательстве в чужую жизнь! Четверть века Дейрдра усердно поддерживала некий образ, стараясь оправдать ожидания семьи. На нее, старшую из детей О'Хаганов, возлагали большие надежды. Она блестяще училась в университете, могла бы поступить на службу в министерство иностранных дел, когда-нибудь стать послом или выйти за посла замуж. Могла бы стать адвокатом, как ее брат Джерард. Могла бы сделать блестящую партию, как ее сестра Барбара. А вместо этого в одно долгое жаркое лето она влюбилась и оказалась в ловушке. Это ни в какой мере не могло удовлетворить ожидания родителей, но со стороны все должно было выглядеть замечательно. И вот, всю жизнь Дейрдра жила по этому правилу, стараясь угодить матери, а та сейчас сидит напротив и оправдывает свою достойную сожаления связь с обыкновенным пошляком, утверждая, что главное жизненное правило — не совать нос в чужие дела! Дейрдра просто отказывалась верить своим ушам. Она заговорила очень медленно: — Я понимаю, о чем ты говоришь, но мне кажется, нельзя думать только о себе и не принимать в расчет мнения других. В конце концов, разве мне не твердили всю мою юность о людях приемлемых и неприемлемых? — Только не я, от меня ты ничего подобного не слышала. — Но ты всегда хотела знать, чем занимаются другие люди, где живут, кто из какой семьи, у кого какие родители. — Из чистого любопытства, — пожала плечами ее мать. — Всегда приятно знать, кто есть кто. Только и всего. — Нет, не только. Ты с миссис Бэрри… — Ах, Дейрдра, Софи Бэрри всегда только и думала, что о каких-то нелепых приличиях и о репутации. Никто не принимал ее всерьез. — Морин принимала. — Тем хуже для нее. И, по-моему, ты ошибаешься. Морин всегда поступала по-своему, она пошла собственным путем, как бы бедняжка Софи ни клеймила тех, кто занимается торговлей. — Ты хочешь сказать, вы с папой были счастливы, что я вышла за Десмонда? Не старайся меня убедить, ни за что не поверю! Ее душили слезы — слезы ярости, обиды и растерянности. Ширма падала, маски сбрасывались, и она вдруг почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног. Многолетнему деликатному притворству пришел внезапный конец. Элегантная дама в бежевом полотняном костюме и кремовой блузке — ее мать — глядела на нее с тревогой. Она хотела было заговорить, но не стала. — Вот видишь, ты не можешь этого отрицать! — торжествовала Дейрдра. — Дитя мое, все это уже быльем поросло, — сказала Эйлин О'Хаган. — Но тогда тебе было не все равно, тебя волновало, что Десмонд нам не ровня. — Что значит «нам»? Не мы выходили за него, это ты за него выходила, ты его выбрала, никто не говорил, что он нам не ровня. — Не говорил во всеуслышание. — Не говорил вообще. Уверяю тебя, мы с твоим отцом, конечно, считали, что ты еще слишком молода, ты бросила университет, не получив степени, мы боялись, что ты останешься без профессии. Поэтому мы, может быть, и правда хотели, чтобы вы повременили. Но только лишь поэтому. Дейрдра глубоко вздохнула. — Ты знала, что мы не можем ждать. — Я знала, что ты не хочешь ждать, вот и все, что я знала. Ты была очень решительно настроена. Я не хотела вставать у тебя на пути. — Ты знала почему. — Я знала, что ты его любишь или думаешь, что любишь. Судя по тому, что вы до сих пор вместе и ты не побоялась мороки и решилась на все это празднование осенью, ты, видно, была тогда права. Ты и вправду любила его, и он тебя любил. У матери все получалось слишком просто. Раз вы прожили вместе двадцать пять лет и готовы признать этот факт публично, значит, вы любите друг друга. Дейрдра погрузилась в раздумье. |