
Онлайн книга «Мелочи геройской жизни»
Какого шушеля вообще пришёл в особняк, когда за ответами вовсе не сюда нужно… — Да засунь ты себе это золото в заднюю дверь! — и с тем пожеланием парень выпрыгнул в окно. Аватар бежал к озеру по колено в ночной росе… Девица горда была, Девица горда была, Отвечает князю в очи, Не склонившись до дола… …бежал и с каждым шагом всё отчётливее понимал, что не он придумал эту песню. Её сложили люди, давно, лет двести назад, а может, и больше. Именно тогда последние из удельных князей некогда раздробленной Неверры признали единовластие рода Нэвемар и подчинились Империи. В те времена любили грустные песни-притчи, напевы, похожие на голос самой природы-матушки. Теперь поют совсем иначе и о другом, а прежнее забылось. Аватар остановился у самой кромки озера, тяжело переводя дыхание. Певунья шла по воде как по траве. Туман перед ней расступался, образуя дрожащий коридор изменчивых узоров, шевеля подол белоснежного сарафана. Не зови меня с собой, Мне не любый ты, не мой, Воля мне хором дороже, Отпусти меня домой… — Ну, здравствуй, добрый молодец, — голос певуньи казался одновременно звонким и тихим, как говорок ручья. — Здравствуйте, — у Арвиэля почему-то язык не повернулся «тыкнуть» незнакомке, хотя внешне она выглядела младше его самого — лет на пятнадцать. Тем более не смог даже в шутку назвать «красной девицей» нечисть с мраморной кожей и жемчужного цвета волосами. Вообще она походила на луну: такая же молочно-белая, нежная и мудрая. Только глаза чернели холодными колодцами без дна и света. — Не ходи больше в дом, не испытывай себя. Ночью, при полной луне он становится ещё злее и коварнее обычного… Но и моя сила крепнет. — Это вы меня оттуда позвали? — Да, — кивнула нечисть. — Дом будит страхи и сомнения, даже если они глубоко в сердце запрятаны. Другие-то сразу от борьбы отказывались, а ты упрямый. Так золота хочешь? — Мне не нужно золото, я жалованье получаю. На жизнь вполне хватает. — Зачем тогда пришёл? — водяная подошла почти вплотную, парень невольно отступил. После встречи с Наринэ он решил держать ухо востро с незнакомой нечистью. Впрочем, на шельму эта девушка не походила, равно как и на русалку. — За компанию с друзьями пришёл, — ответил Арвиэль. — А теперь хочу разобраться, что же случилось с купцом Лапой. — А зачем тебе? — Просто интересно. — Мириада говорила, что ты любопытный, — усмехнулась нечисть. — Так вы Мириаду знаете?! — Арвиэль обрадовался и сразу успокоился, зная, что друзьям знакомой можно доверять. — В половодье моё озеро с Истринкой протокой сливается, вот я с вашими и общаюсь. Русалки мне многое про тебя нажурчали, Арвиэль. — А-а! — спохватившись, парень подал руку девушке, и та, по-прежнему загадочно усмехаясь, вышла к нему на бережок. — Простите, но вы не похожи на русалку. — Я — омутница. Вон там живу, — нечисть показала на затон под шатром плакучих ив. — Только имени не спрашивай. — Я любопытный, но в меру, — разулыбался Арвиэль, спровоцировав уже настоящий смех. — А вы знаете, что здесь произошло? — Конечно. Я в этом озере давно живу и про всё ведаю, — придерживаясь за руку аватара, омутница степенно опустилась в траву, оправила подол сарафана. Отчего-то забавным не казалось, что эта «девочка» ведёт себя и говорит как зрелая мудрая женщина, а на Арвиэля смотрит как на любопытного ребёнка, хотя ростиком ему едва ли по плечо: — И тебе скажу, ложись-ка рядышком… Да что ж ты падаешь ровно дубок подрубленный — аж волна от берега пошла да кротовины осыпались. Сказки ведь тоже любят, когда их сказывают правильно и слушают умеючи. Ложись, чтобы мягко было, голову мне на колени клади… вот так. А теперь слушай… Волчонок зажмурился под нежной прохладной рукой и навострил ушки. Князь на деву осерчал, Князь на деву осерчал, Замахнулся волчьей плёткой [16] Да ударил от плеча… * * * Более века тому назад жил на озере Клин молодой парень. Откуда пришёл, почему один остался — никому не ведомо, а кто ведал, те давно в земле спят. Осел он здесь, избу позёмную поставил, стал по дереву работать, чашки, плошки, кринки вырезать. Сперва окрестные поселяне охотно брали товар, да потом перестали: вся утварь была точно словом недобрым заговорена. Возьмётся кто щи хлебать — непременно губу или язык занозит, да так, что без знахаря и не вытащить; понесут пиалу ко рту — она возьмёт да треснет, едока кипятком обварит; нальют в кринку молока, а оно уже скисло, лучина догореть не успела. Стали парня гнать отовсюду как бесноватого. Может, и впрямь рука у него была дурная, может, тогда уже бес его к себе заприметил и нарочно посуду портил — никому не ведомо, а кто ведал, те давно в земле спят. Совсем обнищал парень, запечалился. Перебивался с рыбы на воду, единственную рубаху чинил-перелатывал, и в один день так ему белый свет опротивел, что поклялся он бесям душу продать, лишь бы богатеем стать да в уважаемые люди выбиться. А как клятва отзвучала — грянул гром, зарницею откликнулся. И вот в ночь на Свитлицу слышит парень, будто в дверь стучит кто-то. Удивился он, гостей-то давненько не было. Однако ж дверь отпер. Отпер и дар слова потерял: стоит перед ним человек — не человек, зверь — не зверь. Росту человеческого и платье на нём барское, а вместо лица — морда козлиная, рогатая да бородатая, а из-под полы копыта выглядывают. — Ты, что ль, — блеет, — меня вызывал, на нищету-лихо жалился? Осмелел парень, всё равно терять нечего, коли бес уже на пороге стоит. — Я, — отвечает, — проходи, гость жданный, избу мне не студи. Попотчевал бы тебя как положено, да, звиняй, нечем. Последнюю корку крыса давеча утащила, а той я сам нынче отобедал. Смеётся бес, в избу проходя да к столу пустому присаживаясь: — Ладно говоришь, ладно и дела твои пойдут! Хлопнул в ладоши, и появился на столе свиток из кожи человеческой с письменами алыми. — Вот, — говорит, — наш с тобой уговор. Богатство само к твоим рукам липнуть будет. За что ни возьмёшься, всё твоим станет, только уж не упусти, коль поймал. И пробудет с тобой удача золотая ровно тридцать лет от сего дня. Но не обессудь: задаром я ничего никому не даю. По истечении срока придут к тебе все, чьи жизни ты забрал, и, в свою очередь, ту же расплату с тебя возьмут. Согласен ли на такое условие?» — Согласен! — обрадовался парень такой удаче. Отродясь никому он горя не причинял, и душегубство ему претило. «И через тридцать лет некому за мной прийти будет», — подумал парень и кровью своё имя на бесовском пергаменте написал. В тот же миг вспыхнул договор точно маслом облитый. Испугался парень, заслонил лицо, а когда отнял руки — нечистого уж и след простыл. |