Онлайн книга «Мелочи геройской жизни»
|
— В общем, что бы там ни было, я с ним ругаться не буду, да и вам не советую, — подытожил дубчанин, который дураком определённо не был. В приметы и знаки судьбы он верил, и раз уж с самого начала всё складывается неудачно, лучше отступить и уже дома, в тёплом углу на печке, придумать душещипательную историю о том, как доблестных охотников погнали из леса полчища многоликих чудищ. — Трусливая шкура, — презрительно бросил Зосий, видя, что отряд дал слабину. — Никто вас не водит, кроме глупости. Волки, и те над вами потешаются. — Ты, часом, не свихнулся на своих волках? За флажки они не выйдут, к утру сами в капканы попадутся, раз их не защищает никто, — съехидничал дубчанин. — К утру их здесь не будет. Словно в ответ завыли волки. Как показалось Зосию — ехидно так, с издёвкой. — С чего ты взял? Зосий сказал бы, с чего, но над его со стражником перебранками уже откровенно хохотали. Дескать, лаются как рыночные бабы, которым только повод дай растрепать на весь свет, что у одной весы кривые, а у другой — пирожки давеча мяукали. Воодушевлённый его молчанием, дубчанин пожал плечами: — Пойдём по домам, мужики. С ним ушли трое. Оставшиеся неуверенно поглядывали им вслед, и Зосий понял, что теряет годами нарабатываемый авторитет. И виноват в этом проклятый остроух и его свора! — Разделимся, — скомандовал Зосий. Это уже не поединок за лавры сильнейшего, а война. * * * Сначала беглецы трусили цепочкой, и замыкал её аватар, как самый крупный заминая следы. Затем он и Отец стаи ушли в одну сторону, а Тиэлле с Туманом и Симкой — в другую; вскоре разделились и волчата. Труднее всех пришлось домовому, который скакал сквозь межпространство туда-сюда, раздваивая следы щенков, а затем и собственную стёжку. Нет, он не устал, но всё время боялся что-нибудь напутать и испортить. Хвала Пресветлой Богине и Альтее-Живице, обошлось. Хозяин не велел пакостить людям, но Симка, как настоящий фарсёр, решил круто сымпровизировать в финале действа: одну стёжку оборвал на незамёрзшей кринице, другую — в медвежьей берлоге. То-то охотникам радости будет! Сдувшись до обычных размеров, кот сам себя погладил по голове и побежал к Тиэлле, уже не оставляя следов. Едва он исчез, на том же месте появилась простоволосая женщина в сарафане и венке из одуванчиков и речной осоки. Улыбнувшись, Лесничая повела вербовым букетом, окаймлённым алыми кленовыми листьями… И стёжек стало больше. * * * — Четверо? — Вроде бы, если они след в след не шли. Может быть, восемь. И больше. Дорожки уже не расходились, а стекались в одну. Волки перекликались со всех сторон, и пятеро охотников чувствовали себя в оцеплении. — Бесовщина, — подытожил Венька. После Сумеречного предлесья и Ветшаной усадьбы братья относились к чудесам хладнокровнее многих. На приключения их натолкнула дурная голова, а спас Арвиэль. Теперь приятель уверяет, что волки не опасны. — Волки умные, но не настолько, чтобы спланировать такое, значит, им помогает некто, с кем нам лучше не связываться, — поддержал Сенька. Братья пошли на охоту не травить зверя, а доказать себе и другим, что лучше довериться тому, кто ближе к природе. И вот храбрецы-охотники ошалело озираются по сторонам, а Лесовята чувствуют себя спокойно и уверенно. — В общем, как хотите, а мы домой, — Венька решительно развернулся на лыжах. — Чай с медком пить, — подхватил Сеньян. Никто не был против столь заманчивой идеи… * * * …Вожак остановился, поджав больную лапу. Волки думали, что он поджидает собрата, спешившего присоединиться к стае, но на самом деле Отец отдыхал: с возрастом тело стало подводить его, раны заживали всё дольше и тяжелее, и сильный ушиб уже не был пустяком. Ещё пара вёсен, и Туман будет оберегать стаю от двуногих, но пока это забота нынешнего вожака. Поэтому передышка вышла короткой. Внезапно звери заволновались. Запах двуногих, неотвязно следовавший за ними по ветру, ослабел, а затем вовсе пропал… * * * Когда след оборвался на кринице, охотники по нему вернулись к развилке и пошли другой тропкой, но без энтузиазма. Бесцельные блуждания уже порядком раздражали, запас факелов подходил к концу, к лыжам прилип свежий снег, и былой азарт сошёл на нет. Какого шушеля вообще послушали Зосия и попёрлись в лес среди ночи?! Лучшего в городе охотника уважали, но, похоже, в этот раз он ошибся, и добычи не будет. Тем не менее эта стёжка соединилась с тремя другими и нырнула под навес из бурелома, стараниями метелей превращённый в надёжное логово — если бы не след, можно было мимо пройти, не заметив. Видимо, волки решили отсидеться в укрытии. Осторожно заглянув в нору, бригадир пожалел, что не взял с собой Хвата: жена не позволила, заявив, дескать, раз одному недоумку охота ночью в лесу тыл морозить, так нечего и из пса идиота делать. Вот глупая баба! — Ты рогатиной потыкай, — посоветовал приятель, сам, однако, держась поодаль. Двурогая жердь, вытащенная из «шалаша», скользнула в темноту и во что-то уткнулась. Во что-то мягкое и, судя по шевелению, живое. Оно попыталось отодвинуться от назойливой палки и, когда это не удалось, глухо заворчало. — Матёрый! Ух, злится как, холера! — восхищённо присвистнул самый молодой участник группы, воодушевив остальных, а в первую очередь, самого бригадира. К шушелю Хвата, волчара и без него разозлится и вылезет защищать семейство. «Холера», однако, засела накрепко. Деловито и невозмутимо насвистывая по-зосиевски, бригадир примотал к рогатине факел и снова ткнул в лаз. Зверь заёрзал, огрызаясь на приставучую штуковину. Запахло палёной шерстью… А спустя несколько мгновений — ещё кое-чем, что изначально было тёщиными блинами, поднесёнными за обедом любимому зятюшке. Навес над входом обвалился, обсыпав зверя сучьями как колючками, запорошив снегом, и навстречу непрошеным гостям вывалилось настоящее чудище. Треск ветвей слился с возмущённым рёвом, надолго отбив у людей охоту к хоровому пению и вообще любому громкому творчеству. С перепуга ни один стрелок не попал — ни в зверя, ни (к счастью!) в бригадира. Хозяин логова встал на дыбы, мощным ударом отмахнув рогатину вместе с дураком, додумавшимся шерудить оной в медвежьей берлоге. — А-а-а… — сидя в снегу, тоскливым шёпотом затянул бригадир. Его поддержали слаженным ором, затихающим по мере того, как ёлочки лыжни росли в обратном от логова направлении. — Погодите меня-а! — мужик опомнился, вскочил и тоже засверкал лыжами, ориентируясь на свет факела, ставшего сейчас знаменем позорно отступающей армии… Ну и плевать, лишь бы отмороженный тыл уцелел! Медведь поревел вслед горе-охотникам и полез обратно досыпать, ворчливо матерясь по-своему… |