Книга Слабость Виктории Бергман. Часть 1. Девочка-ворона, страница 73 – Эрик Аксл Сунд

Сперва прошлое и то, что связано с Лассе и их поездкой в Нью-Йорк. А что произошло после их возвращения домой?

Воспоминания из Сьерра-Леоне столь же отчетливы, как беседы с Самуэлем, но что происходило потом?

С улицы доносится шум, и София начинает нервно расхаживать по кухне взад и вперед.

Вторая часть памяти больше напоминает застывшие картины или ощущения. Места, которые она посещала. Люди, с которыми встречалась.

Но никаких видов или лиц. Одни беглые эпизоды. Луна, похожая на лампочку, или наоборот?

София выходит в прихожую, надевает плащ и смотрится в зеркало. Синяки от рук Самуэля начали бледнеть. Она лишний раз обматывает шарф вокруг шеи, чтобы скрыть оставшиеся следы.

Время приближается к десяти, а на улице уже настоящая летняя жара, но София будто не замечает этого. Ее взгляд устремлен в себя, она пытается понять, что с ней происходит.

Одна за другой возникают незнакомые ей мысли.

Слова Виктории Бергман об ощущениях, когда твое тело насилуют. Ее мысли о том, кто решает, когда фантазии, влечение и похоть отдельного человека достигают предела социально допустимого и становятся деструктивными.

Разговоры Виктории о добре и зле, где зло, в точности как раковая опухоль, живет и разрастается в здоровом на вид организме. Или это говорил Карл Лунд стрём?

Дойдя до парка, она садится на скамейку. Хмыканье становится оглушительным, и она не знает, сможет ли добраться до дома.

И вновь монотонный голос Виктории.

Ты решишься? Ты решишься? Может, решишься сегодня, трусливая мерзавка?

Нет, надо идти домой и лечь в постель. Принять таблетку и немного поспать. Наверное, она просто переработала, ей хочется уединиться в темноте у себя в квартире.

Когда она в последний раз ела? Она не помнит.

Вероятно, все дело в недостатке питания. Несмотря на полное отсутствие аппетита, надо заставить себя поесть, а потом сделать все, чтобы не стошнило.

В тот момент, когда она встает, мимо проносится несколько полицейских машин с включенными сиренами. Следом за ними появляются три больших внедорожника с черными тонированными стеклами и синими проблесковыми маячками. София понимает: явно что-то произошло.

В “Макдональдсе” на Медборгарплатсен она покупает два пакета еды и из взволнованных разговоров других посетителей узнает, что на Фолькунгагатан произошло ограбление фургона с ценным грузом. Кто-то говорит о выстрелах, кто-то о нескольких пострадавших.

София забирает еду и уходит.

Выйдя на улицу и двинувшись в сторону дома, она не замечает Самуэля Баи.

Но он ее видит и идет следом.

Она проходит мимо полицейского ограждения, сворачивает направо на Эстгётагатан, минует Клоксгатан и, повернув налево, продолжает путь по Осёгатан.

Возле маленького парка Самуэль догоняет ее и хлопает по спине.

Она вздрагивает и оборачивается.

Он быстро обходит вокруг нее, и, чтобы увидеть, кто это, ей приходится прокрутиться полный оборот.

– Hi! Long time no seen, ma'am! – Улыбаясь своей ослепительно белозубой улыбкой, Самуэль отступает на шаг назад. – Hav'em burgers enuff or mef Saw'у a goin'donall for two [65] .

Ей кажется, что у нее перехватывает дыхание.

Спокойствие, думает она. Спокойствие.

Рука инстинктивно нащупывает горло. Спокойствие.

Она узнает английский Фрэнкли Самуэля и понимает, что он некоторое время наблюдал за ней. Улыбнись.

Она улыбается, говорит, что еды на него хватит, и предлагает поесть вместе у нее дома.

Он улыбается в ответ.

Странно, но страх исчезает так же внезапно, как возник.

Внезапно она понимает, что следует делать.

Самуэль берет у нее пакет, и они вместе идут вперед, а затем сворачивают на Боргместаргатан.

Она кладет пакет с гамбургерами на стол в гостиной. Самуэль спрашивает, нельзя ли ему воспользоваться душем, чтобы немного ополоснуться перед едой, и она достает ему чистое полотенце.

Он закрывает за собой дверь.

Что же происходит?

Баня, птенцы, щель, скотч, голос, Копенгаген, Падьеланта, золотой корень, сжечь, пороть.

В трубах шумит вода.

– София, София, спокойствие, София, – шепчет она себе, пытаясь дышать спокойно и глубоко.

Птенцы, щель, скотч.

Немного подождав, она возвращается в гостиную. От гамбургеров пахнет затхлым, подгорелым мясом.

Сжечь, пороть.

Ее начинает подташнивать, она тяжело опускается на диван и закрывает руками лицо. Баня.

В душе льется вода, а у нее голове гудит голос Виктории. Он словно бы въедается в Софию, вгрызается в кору головного мозга.

Голос, который она слушает всю жизнь, но так и не свыклась с ним.

Ты решишься, а сегодня решишься?

Она встает и на ватных ногах идет на кухню, чтобы взять стакан воды. Соберись, думает она, ты должна успокоиться.

В прихожей она наталкивается на свое отражение в зеркале и констатирует, что у нее усталый вид. До мозга костей усталый.

На кухне она открывает кран, но вода словно бы не желает становиться достаточно холодной, и каким-то внутренним взором София видит, как вода забирается из первичной породы, глубоко под ней, оттуда, где жарко, как в аду.

Она обжигается о струю, будто та состоит из магмы и горит прямо перед глазами.

Дети перед лагерным костром.

Mambaa manyani… Mamani manyimi…

Софию трясет при воспоминании о той детской песенке.

Она выходит в прихожую и роется в сумочке в поисках таблеток пароксетина.

Пытается набрать слюны, чтобы проглотить таблетку. Внутри все высохло, но она все-таки сует лекарство в рот. Возникает ощущение страшной горечи, а когда София пытается проглотить эту малюсенькую таблетку, та застревает у нее в горле. Она снова и снова сглатывает, чувствуя, как таблетка постепенно спускается вниз.

Может, решишься сегодня? Ты решишься?

– Нет, я не решусь, – тихо бормочет она, сползая вниз по стенке прихожей. – Я смертельно боюсь.

Она сворачивается в комочек, ждет, пока лекарство подействует, пытается убаюкать себя, успокоить.

Ожидание. Шум в ушах, от которого не отделаться.