Онлайн книга «Тщеславие»
|
— Евгений Николаевич, не расстраивайся, — тронул его за руку кукольный, обратив наконец внимание на депрессию колбасного. — Ну не пригласили тебя за стол, ну и что? Делов-то! А деньги в следующем году вручат, они же по алфавиту работают. Я вот недавно одну телепередачу смотрел… Колбасный обронил ещё несколько слёз и вдруг откусил край бокала. Раздался хруст, какой бывает, если наступить на прихваченную утренним ледком ноябрьскую лужу. Кукольный застыл с приоткрытым ротиком, даже пышная седина слегка опала, как сливки на просроченном торте. — Евгений Николаевич… Сквозняк снова поднял начёсанную прядь на черепе колбасного, но он уже не обращал на это никакого внимания. Прожевал стекло и сплюнул. Хрум-хрум, тьфу. Несколько мелких осколков повисло на нитке слюны. Супруга серо-шерстяного огляделась с испуганной диковатой улыбочкой. Жёлтый бородавочник так и остался сидеть с надутыми, как у хомяка, щеками, полными чаю. Пока все приходили в себя, Евгений Николаевич куснул бокал ещё разок. Тут бородавочник, наконец, проглотил своё полоскание и вцепился в руку Евгения Николаевича, держащую искалеченный бокал. Некоторое время они молча боролись, а потом Евгений Николаевич, колбасный кумир Димкиного детства, по-дурацки улыбнулся и плюнул жёваными осколками в морду бородавочнику. И в остальных принялся плевать. Сосиски дрожали, орошая окрестности стеклянно-слюнявыми брызгами. Так плюются маленькие детки, когда хулиганят за столом. Сидит капризный бутуз на своём стульчике и, вместо того чтобы глотать пюре из тыквы, с силой разбрызгивает его ртом. Губы при этом вибрируют. В более позднем возрасте бутуз таким манером будет имитировать звук мотора, играя в машинки. Прикрываясь одной рукой, а другой затыкая колбасному пасть, бородавочник и кукольный кое-как скрутили и утихомирили буяна. В рамках приличий, с уважением к возрасту и литературным заслугам. Утёрли его сосиски салфеткой. Примечательно, что никаких порезов на сосисках не обнаружилось. Пожиратель бокала отделался бескровно. Кое-кто за соседними столиками инцидент приметил, началась суматоха, не особо, впрочем, шумная. Все засиделись, хотелось покурить, пообщаться. Гости принялись переходить от стола к столу, подсаживаться к знакомым. Димка, пошатываясь, встал из-за стола. — Дайте-ка приз, пожалуйста, — попросил подошедший Зотов. Димка протянул метру статуэтку. Зотов взвесил букву в руке, просунул пальцы между золотыми перекладинами, примерился к удару. — X-хорошая штука. Можно какого-нибудь кэ-кэгэбэшника по фуражке, значит, так… — Зотов вернул букву Димке. Стол маршала-попечителя опустел, как и многие другие. Один мужчина, озираясь воровато, подкрался к этому столу и стащил пирожок. Благо блюда с пирожками и закусками, вазы с фруктами остались почти нетронутыми. Убедившись в безнаказанности своих действий, мужчина стибрил второй пирожок, третий. Через считанные секунды он уже достал из кармашка пакетик и бесцеремонно ссыпал туда поднос пирожных. Кремовые розочки с вишенками размазались, но мужчину это не смутило. Он обернулся. Лицо, как у маньяка-педофила, насилующего украдкой первоклассницу. Приметив ловкача, многие тоже метнулись к главному столу. Очень быстро образовалась давка, людские спины в пиджаках, расписных платках и разных других нарядах копошились вокруг стола, как щенки, борющиеся за материнский сосок. Димка, хоть был уже сыт, но поддался общему стремлению и полез в самую гущу. Протиснуться сквозь спины оказалось не проще, чем во время вчерашнего фотографирования на аудиенции. Но одно дело фотография, а другое — еда. Димка вынырнул из-под чьей-то подмышки и подцепил первый попавшийся кусок осетрины. — Моя тарелка! — рявкнул мужчина с бородой Льва Толстого. Димка отшатнулся, но кусок «Толстому» не отдал. * * * Появилась Лиса. — Ладно, Пушкер, мир. — Мир. — Дай статуэтку посмотреть, раз у меня своей нет. — Лиса заботливо оправила воротничок Димкиной рубашки. Димка протянул ей «Золотую букву». — Какая красивая! — Лиса повертела букву в руках, сделала вид, что проходящий «Чехов» толкнул её, и выронила статуэтку из рук. Мраморная плашка раскололась, буква от неё отломилась. Стоявшие вблизи ахнули, но, поняв, что ничего опасного не произошло, вернулись к разговорам. — Ой, мамочки, извини! Меня толкнули, извини! Ой, что же делать! — лопотала Лиса. Помада с губ слегка испачкала её передние зубы, размазалась по ним. Выглядело так, будто на зубах проступили сосуды. — Зачем ты это сделала? — Я же сказала, случайно, — улыбнулась мстительно Лисонька. — На х#й ты это сделала?! — Чего орёшь, больной?! Димка зашептал свирепо прямо в её клыкастое личико: — Ты, сука!.. — Не груби! Сам бабу вые###ь не можешь! — с какой-то бешеной радостью хлестнула Лиса. — Дрянь, п###а, ты специально!.. — Эй, лауреат, ты что себе позволяешь! — пришёл на помощь Лисе Марат. Нашёлся заступник. — Сам лауреат! Отвали! Не твоё дело! — Моё! — назойливо вякнул Марат и дважды моргнул. Губки дрожат, покраснел весь. Сразу видно, парень того и гляди совершит поступок. — Твоё? — Перед Димкой мелькнули жребий из-за кровати, секс Марата с Лисой, его гадкие слова про Димкины рассказы, доставшиеся Марату деньги, конверты с компроматом… Ведь это он Гелеру рассказал про конверты! Выследил Димку и донёс. Кто же ещё, если не он… Димка схватил Марата за горло и сдавил. Лицо врага мигом потемнело, кадык под пальцами забился пойманным воробушком. — Твоё??? Ты, гад, за мной следил?! Как я конверты выкинул! Ты, мразь, меня подставил! Ты мои деньги забрал! — шипел Димка, сжимая пальцы на Маратовой глотке. У Димки рефлекс какой-то первобытный — людей за горло хватать. Помню, ещё в школе мы повздорили, и Димка схватил меня за горло таким же макаром. Ужасно неприятно, дышать невозможно, в горле йотом целый день першит. А со стороны смешно смотрится, оба в оцепенении, один держит, другой трепыхается, ничего боле. Оказавшийся поблизости Гелер сфоткал сцену на мобильник. Подбежал сказочник, отодрал Димку от Марата. Марат кашлял, Лиса фыркала, кривя губы, но видно было, что боится. В толпе шуршали вопросы «кто?», «что?», «почему?». Марату подали стакан морса. Крашеный поэт Саша помог Димке собрать осколки мраморной плашки и саму золотую букву, сложил их в пакет со спонсорским коньяком. — Отнеси в металлоремонт, починят, — посоветовал Саша. Димка откупорил дарёный коньяк, налил Саше, выпил сам. Подошла неизвестная дама. Ярко накрашенная, с лицом, щедро смазанным кремом. Не представившись, дама заговорила: — Читала вас. Бойко. Но скажите мне, зачем вы пытаетесь нас удивить? Мы всё знаем про этот секс, матерком можем покрыть. Зачем всё это в литературе? Это мы боролись за свободу, которой вы пользуетесь, мы делали сексуальную революцию, слышите?! Мы! — Димка разинул рот. Впустую. — Про секс он пишет, нашёлся, секса мы не видали, ха! Не скажете вы ничего нового! Всё уже до вас сказано. И не тужьтесь, а то лопнете! — Дама потрепала Димку по щеке и удалилась, так и не дав ему ответить. С чего она решила, что Димка ставил себе задачу её удивить? Никого Димка удивлять не планировал. Зачем ему кого-то удивлять. Он что, фокусник. Удивлять… |