Онлайн книга «Живые книги»
|
— Пойдем, родник поищем. Руку от крови омоешь. А ты собирай шиповник, чтобы полное ведро набрала! — Это уже мне. Я тщательно собираю ягоды, изнемогаю от боли, ладони изодраны в клочья: что горсть сорву, то ягоды кровавятся от ран. Прошу слезно: — Господи, помоги, чтобы ведро скорей наполнилось… И ведро наполняется кровавыми ягодами. Нескоро вернулись мой отчим с Катериной. Беззастенчиво разгоряченные. Да, долго источник искали. У Катерины к спине прошлогодние листья прилипли. — Пойдем домой, — говорит отчим. И уходит. А я остаюсь с ведром шиповника. — Я маме скажу… Он возвращается, угрожающе дергаются его усы: — Что скажешь?! — Что я сама ведро несла. Отчим схватил ведро и пошел рядом с Катериной. А я поплелась за ними. Потом долго лечила раны на руках. Див сочувственно посмотрел на меня. Он расстелил свой плащ и прилег. Пожевал травинку, выплюнул. Через минуту подвинулся. — Ложись возле меня… Слезы хлынули из моих глаз. — Да ты… Такой ты друг?! Да ты такой, как мой отчим… Див ухватил меня за руки. — Ну чего ты?… Не плачь, дурочка… Я бы не обидел тебя… Я не способен причинить тебе боль. Его тихий голос меня успокаивает. — Я живу не один век и не одну тысячу лет. У меня было и есть много женщин-любовниц. Но не было ни одной женщины-друга. Он обцеловывает мои руки, и боль утихает, извлекает из пальцев шипы и превращает их в прах. — Я хочу тебе что-то рассказать, Див. — Рассказывай. — Мой отчим наконец ушел к одной из своих многочисленных любовниц. Вскоре наш старенький дом не выдержал дождей и его соломенная крыша провалилась. Неделю дождя не было, а когда мы разобрали соломенные завалы, небо на беду опять затянулось облаками. Ночью начался дождь. Глина с потолка шлепалась на пол. Я разбудила маму. Мы начали выносить в сарай постель, которая еще не успела промокнуть. Я дрожащими руками снимала со стен древние иконы, а полотенца, что висели над ними, как надломленные крылья, оставила. Затем, не знаю, где и взялась сила, я вынесла из этого ада нашу немощную восьмидесятилетнюю бабушку. Она тогда простудилась и прожила совсем недолго. Свою библиотеку я не спасла. Ее уничтожил глиняный дождь… Я не сдерживаю слез. Див меня утешает: — Не плачь. Я подарю тебе много книг… А еще… я расскажу тебе рецепт шиповникового вина. Его пьют к причастию и грешники, и праведники. — Див, я не верю, что из шиповника можно приготовить кагор… — Маловерная… — выговаривает мне Див. — Имей терпение… Он написал мне рецепт шиповникового кагора на кленовом листке… Потому что эта встреча была осенью. Шиповниковым кагором я угощаю дорогих моему сердцу друзей. Ибо в этом вине вся моя любовь к миру… — Див, не весь мир испоганился. Ходят по земле и добрые люди… …Див научил меня не только создавать различные вина. Он научил распознавать людей, добрые они или злые, только взглядом в глаза, он научил жить и выживать на этом белом свете. Любопытном. Опасном. Полном приключений и разочарований. И каждое время земного года дает мне большие надежды. А когда в моих жилах становится мало крови, я достаю с самой верхней полки погреба бутылку сухого красного вина, наливаю полкружки, довожу до кипения, добавляю корицы и выпиваю. Див живет тысячи лет, а я планирую дожить до ста, разве что помешает какое-то мировое потрясение, которых сейчас много. Но хватит разговоров! Мне пора разливать по бутылкам вино… Они идут рядом. Улицы зажигают фонари. Амалия закрывает глаза и пытается почувствовать мир так, как его, наверное, чувствует Виктор. Нет. Это страшно. Мир исчезает. Исчезает все, приятно оно тебе или наоборот, и вдруг панически хочется видеть хоть что-то, хотя бы переполненные мусорные баки, бомжа возле них, неотреставрированные здания в лесах, разрушающиеся от времени и равнодушия. Все, что вызывало когда-то негатив и вгоняло в депрессию, вдруг становится желанным и необходимым, как часть того, что можно потерять навсегда, оставшись в вакууме. Страшно. Как оно — уметь жить без этого, с каким-то минимумом? Он умеет. Хотя, наверное, не так давно это с ним случилось. Она не решается задавать вопросы о его прошлом, чтобы не попасть в болевую точку. Он тем более не решается, вспоминая рассказ Женьки о том критическом вечере и его финале в виде невероятной расписки-отсрочки на неделю… От вечера понедельника. Неужели прошло всего двое суток? Так она молодец! Так держится… И вчера тоже. Если, конечно, это не раздвоение личности настолько, что одна Амалия, которую ничто не держит на этом свете, осталась дома, а вторая, проживающая чужие жизни, питаясь ими, осторожно ступает рядом с ним по тротуарам старых улочек. Кому из них он должен протянуть руку помощи? Кого зацепить хоть каким-то смыслом жить, по крайней мере чтобы «читать» дальше? — Как думаете, женщина, ваша поклонница, почему она не приходит сама, чтобы рассказать свои истории и угостить вином? Такая нерешительная? — Это очень странно… Они пересекают по очереди две улицы, поперечные той, по которой идут, пока она снова начинает говорить. — Но это не рассказы. Это уже готовые эссе. Рассказать так, сидя напротив за столиком, невозможно, неужели вы не заметили? — Да… Пожалуй, вы правы. Я не подумал. Действительно, представить адекватного человека, который придет и расскажет то же и так же, довольно сложно. Хотя… Мы с вами уже имели возможность послушать удивительный рассказ о киевской мистике. — Виктор облегченно вздохнул — Амалия пока не стала снимать маску, поэтому он тоже остается при своей, хотя она его уже тяготит. Амалия промолчала, но подумала, что тот наблюдательный романтик, влюбленный в мистическую гувернантку, и ей самой оказал поддержку в совершенно реальной, даже криминальной истории, возможно, именно потому, что имел отточенный взгляд на женщин, отличающихся от общей массы хотя бы кружевными перчатками. — Думаете, третья бутылка удивительного вина завершила трилогию эссе? — Не знаю. Скорее всего, эта женщина хочет, чтобы ее истории попали в мои книги. Но я не могу ей этого обещать. Виктор снова напрягся, ведь, если Амалия скажет правду, следующий шаг будет за ним, чтобы сравнять счет их странных фантазий. Он-то уже созрел, только бы она не рассердилась, не обиделась и не послала его к черту вместе с его стопроцентным зрением… |