
Онлайн книга «Лицей послушных жен»
В палате тишина. Страх переходит в любопытство. Я низко наклоняюсь над ее лицом, стараюсь уловить дыхание, а улавливаю только странный запах, которого никогда не слышала: что-то похожее на запах от нашего школьного автомобиля. Я раздуваю ноздри, чтобы лучше понять – тот ли это запах. А может, так пахнут покойники? Я смотрю на нее – лицо в лицо, и вдруг она открывает глаза. Ох! Мне неловко. Я отшатываюсь. Она придирчиво осматривает меня. Мое присутствие в палате тяготит ее так же, как и меня. Она просит принести ей одежду. Странная просьба. – Мой халат совсем мокрый – я сильно вспотела, – объясняет она. Я вижу, что край халата выглядывает из-под ее подушки, а под кроватью стоят довольно грязные тапки. Почему они такие грязные? Зная Пат, я могу предвидеть, что ее болезнь – еще одна выдумка, чтобы побыть в одиночестве или еще по какой-нибудь причине, мне неизвестной. Я должна была бы рассказать о своих наблюдениях Воспитательнице, но не сделаю этого. Я иду в общий гардероб и отыскиваю для нее самое худшее платье, какое только вижу, – старомодное, белое, с рукавами-фонариками и отвратительной оборкой на подоле. Беру и туфли – из той же ретро-серии, с перепонкой и тупыми носками. Возвращаюсь и вижу, что у нее красные глаза и распухший нос. Плакала? Из-за чего? Спрашивать о таком не стоит. Лучше – понаблюдать. Но она сама начинает говорить со мной, и я настораживаю уши. Она спрашивает, хочу ли я попасть «за забор», не боюсь ли этого, будет ли там так же хорошо, как здесь? Эти вопросы раздражают меня. Поднимают ту волну, которую я пытаюсь заглушить в себе – до поры до времени, – волну такого же точно беспокойства, какое сейчас излучает Пат. Она говорит, что нужно во всем признаться – и в подглядывании за балами, и в чтении дневника Тур. Мне становится страшно. Это они, бестолковые, безродные и благополучные, могут позволить себе так расслабиться. А я должна дожить до цели. Она спрашивает, хочу ли я выйти за забор. Да, я хочу и выйду. У меня будет все, если я правильно построю свое поведение – так, как нас учат. Она закрывает глаза и будто бы сквозь сон говорит, что единственная, с кем она хотела бы встретиться после выхода из лицея, – это я. Ей кажется, что только я смогу понять ее тревоги. Поскольку давно наблюдает за мной (что я говорила!). – Как, как, как мы будем жить? – все время повторяет она, не открывая глаз. – Мы знаем только, как одеваться, готовить, петь, вышивать, чтобы нравиться другим. А где мы сами? Где, где, где мы сами?! Она мотает головой, и мне приходится подсесть ближе и держать ее за плечи, чтобы она не свалилась с кровати. Видимо, какой-то шок. Я должна позвать госпожу Воспитательницу, но боюсь – а вдруг Пат сболтнет что-то лишнее, из-за чего все мы окажемся не во флигеле невест, а в карцере или вообще за пределами лицея? И поэтому я просто прислушиваюсь к ее лихорадочному шепоту и все сильнее слышу странный запах от ее влажных волос – что-то из детства, когда подгорит молоко на плите… Наконец она затихает. Больше не двигается и снова лежит как мертвая. Через три минуты меня здесь сменит Рив. Я встаю. Я поднимаю с пола ее тапки. На подошвах слой засохшей земли с впечатанными травинками. Я тяну за травинку, она отклеивается вместе с комком засохшей земли, на обратной стороне которого прилип… кусок от сигареты. Такие куски, кажется, называют окурками. О! О! Я бросаю тапки на пол и быстро выхожу из палаты. Мне надо дождаться ночи. И тогда я снова приду в лазарет. Только уже с другой целью… Я иду по темным коридорам на цыпочках. Мне не впервой быть такой осторожной и неслышной, как тень. Через сад дохожу до лазарета. Окна сияют пустотой. Я бы побоялась находиться в таком пустом доме. Ночной сад – страшный и черный. Я сажусь под деревом. Я хочу, чтобы ничего не происходило. Но – происходит! Скрипнула форточка, звякнуло стекло. Пат в белом платье выпрыгивает из окна и идет к забору, покрытому живой изгородью, и ныряет в заросли. Исчезает. Это так отвратительно, что меня тошнит. Идти к забору у меня нет ни сил, ни мужества. Достаточно того, что я увидела: Пат сбегает из лицея! Пат предала все, на что ушли годы обучения. Пат – опасность для всех нас. Из-за нее мы все можем не попасть во флигель невест! Никто не станет разбираться! …я уже когда-то проходила этот путь: первый этаж – налево, потом – направо, эркер с утопленной дверью, на которой написано «Дирекция». Ночь. Тишина. Надо хорошо прислушиваться. Но я знаю, что воспитатели ночуют на этаж выше, а здесь – нет никого. Только скульптуры богинь науки и искусства стоят по обе стороны красной ковровой дорожки. Меня все еще тошнит. Я вынимаю из волос шпильку, вставляю ее в замочную скважину, осторожно поворачиваю. Замок несложный, поскольку никому не придет в голову лезть в директорский кабинет. Он прокручивается довольно легко. Дверь открывается. Оттуда на меня веет еще большей темнотой и духотой непроветренного кабинета. Здесь я брала «Дело Тур», чтобы знать, что ждет меня, если допущу оплошность. Жалею только, что не могла скрыть свой поступок от других. Но где бы я читала такую огромную папку? К тому же теперь мы все связаны этой тайной – это я хорошо придумала. В кабинете совсем темно, тяжелые бархатные шторы плотно подогнаны друг к другу. Глаза не могут привыкнуть к темноте, как и уши – к нереальной зловещей тишине. Но я все-таки вижу на черном квадрате стола телефонные аппараты. Я знаю, что один из них – средний – односторонний, настроенный на одну прямую связь. Стоит только поднять трубку. Перед тем как поднять ее, я задумываюсь – куда пойдут гудки, в какой дом, в какие края, в какую комнату? Висит ли в ней вышивка со словами нашего Устава, горит ли свечка перед иконой Божией Матери, а может, на стенах – портреты руководителей нашей страны и патриотический флаг с гербом? Или множество снимков счастливых семейных пар? Гудки несутся куда-то в неизвестность. – Я ждала твоей откровенности, Лил, – говорит сонный голос. – Я тебе благодарна, хоть ты и нарушила правило не заходить в мой кабинет. Но я прощаю тебя. Ты поступила хорошо. Ложись спать и больше ни о чем не думай. …Я ложусь спать. Рядом со мной – пустая кровать Пат, чуть дальше ровно дышат Рив, Озу, Ита и Мия. |