Онлайн книга «Лицей послушных жен»
|
Двери разные – металлические, дубовые, с вставками матового стекла. Около каждого входа лежит что-то свое, что тоже свидетельствует о разношерстности жильцов, – игрушки, ведра, колеса от машин, орудия труда. Половина двора завешана веревками, на которых сушится белье – тоже разноцветное, как на ярмарке. Из двери, которая единственная среди всех не выглядит прилаженной, а скорее всего, является центральным входом, выходит женщина, бросает взгляд на лужайку. – Мама, – говорит она. – Ну что ты так волнуешься, у них есть родители! Молодая женщина подходит к коляске. Мальчик радостно поворачивает голову, а вместе с ней выворачивается все его тело, взлетают вверх тоненькие руки и ноги. Женщина успокаивает ребенка, поправляет конечности, мнет в руке его скрюченные пальчики. Она наклоняется и подает пожилой женщине клубок, скатившийся с ее колен. – Что-то случилось? – внимательно заглядывает ей в глаза старушка. – Да, – говорит молодая женщина и вынимает из кармана смятый лист, похожий на справку. – Вот прислали из колонии… Пожилая женщина достает очки, долго заправляет дужки за уши, читает справку, шевеля губами. – Ну вот, – говорит она, снимая очки. – Теперь нам нечего волноваться, что пустили сюда квартирантов. Теперь никто у вас не отнимет вашу собственность. – Нашу. Нашу собственность, – поправляет ее дочь. – Здесь написано, что по факту смерти… будет проведено расследование. – Не смеши. – А что смешного я сказала? Наверное, его убили какие-то преступники. Он же, знаешь, какой… своенравный… Был. – Какие преступники, мама? У него была отдельная камера с телевизором. Свои все и подстроили. Свои или чужие. Но не преступники. И – не случайно. Слишком много знал. Я уверена. – Ну, царство небесное… – вздыхает старушка и обводит взглядом дом, лужайку, сад. – Без него не видать нам всего этого. Хорошо, что все так уладилось. Они молча смотрят на мальчика. У них впереди много времени, чтобы поставить его на ноги. Они верят, что это возможно, были бы деньги. А деньги у них теперь есть… Проценты с бизнеса, квартплата, недвижимость, ценные бумаги. – Хорошо, что вы успели пожениться, – вздыхает Вера Ивановна. – Хорошо, что он признал наследника. Если бы не сел, ничего бы не произошло. – Да, – подтверждает Елена и добавляет язвительно: – Мечты сбываются. Она берет коляску за ручки и катит к дому: пришел массажист. Вера Ивановна смотрит им вслед. Мечты сбываются, мысленно повторяет она последние слова дочери. Мечты сбываются… Леонора Его звали Валерий Геннадьевич. Теперь он для нее просто Валера, или Валера-холера. Или «чума», как говорит ее мать. Из-за этой чумы она уже в третий раз беременна! А куда рожать еще одного нахлебника в двухкомнатную клетушку? Разве что себе на голову, говорит мать! Видимо, так и будет. Она не оправдала ее надежд и теперь должна терпеть. Иногда она думает, как это случилось, почему? И не может найти ответа. Ответ у нее один – его зовут «Валера-холера», ее первая любовь и ее невероятное удивление, из-за которого глаза у нее всегда немного выпучены, как у резиновой куклы. Так же как и тогда, когда она впервые увидела его в лицейской конюшне. С одной стороны, она, Леонора, не любит вспоминать тот день. С другой – это был единственный день, в который она одновременно чувствовала себя несчастно-счастливой. Больше таких ярких дней у нее не было. И вряд ли будет. Сначала она была несчастна. Несколько часов просидела в полутемной комнате карцера, размазывая по лицу слезы и глотая воду из полуразбитого стакана, который принесла этой сумасшедшей Пат. Пока ее освободили госпожа Директриса и три госпожи учительницы, прошло много-много времени. Кажется, целая вечность… Они вошли, жмуря глаза, и не сразу узнали ее. – Лил? Это ты, Лил? – воскликнула госпожа Директриса, хватаясь за сердце. – А где Пат? Госпожи учительницы закудахтали, как потревоженные среди ночи курицы. Ее вытащили, тщательно допросили и махнули рукой, занятые поисками коварной беглянки. А она пошла блуждать по аллеям и по саду, плача и не разбирая пути. В голове сначала немного помутилось. А потом, как сквозь туман, она увидела пеструю зелень сада, а за ним – конюшни, где проходили уроки зоологии и природоведения. От них пахло чем-то очень неприличным для ее тонкого нюха. Ох, вернуться бы назад… Но она вошла в открытые двери конюшни и увидела блестящие крупы шести лошадей, на которых их учили верховой езде. И подумала, что совсем скоро у нее будет их намного больше, все – белые или серые, в яблоках. И все будут принадлежать только ей одной. Ей одной. А еще у нее будет целый отдельный гардероб с разной одеждой для езды верхом – красного, белого с черным, синего и пурпурного цвета. Из бархата и шелка. Брюки – бархатные, рубашки – шелковые, с широкими рукавами и узкими длинными манжетами. И высокие сапоги из лайковой кожи. Она страшно испугалась, когда из одной ограды вышла большая тень. Тень держала в руке грабли с насаженным на зубцы навозом вперемешку с влажным сеном. Это от нее и этих граблей шел тот запах, на который она пошла как завороженная. Тень застыла перед ней, так же как и она застыла перед тенью. – Ты что здесь делаешь, муха? – проговорила тень мужским голосом. Она должна была удирать, бежать, мчаться, сверкая пятками наперегонки с собственными ногами! Но она этого не сделала! Полоска света упала на лицо тени – и она перестала быть тенью. Это и был Валерий Геннадьевич, конюх, который работал здесь с шести до восьми, убирая мусор и навоз. О, какая молния пронзила ее мозг! …Потом она начала ходить сюда часто. Каждый день. Сначала он прогонял ее, как навязчивую муху. И так и называл ее «мухой» из-за ее смоляных волос и больших глаз, которые сразу же вылезли на лоб и стали немного выпученными от удивления. Потом – привык. И она могла сидеть в конюшне целое лето, наблюдая, как он чистит навоз, наваливая его в повозку красивыми, сильными движениями длинных рук с большими, как сковородки, ладонями. Потом этими же ладонями он ощупывал ее всю – с головы до ног и крутил в руках, как куклу, посмеиваясь над ее кружевным бельем, запахом кожи, которая, по его словам, отдавала пирожным, над густыми волосами, казавшимися ему совсем конскими. – У тебя есть имение? – спрашивала она. И он кивал: – Есть, есть! Большое имение! |