Книга Воровская корона, страница 14 – Евгений Сухов

— Ладно, — поднялся Макар, — пойду я.

— Так ты уже уходишь? — спросила мадам Трегубова. — Может, задержался бы еще.

Макар с интересом посмотрел на хозяйку и проговорил:

— Если такая баба просит остаться, так почему же мне отказываться.

И по-свойски притянул Елизавету за талию к себе. Женщина не противилась. Легкой былинкой прижалась к питерскому.

— Но-но! А ты нахал, — шутя погрозила пальчиком Елизавета Михайловна, но грубоватая ласка гостя ей была приятна. Это было видно по ее возбужденным глазам. — Только я не такая, меня завоевать надо.

— Значит, мне придется ночевать в другом месте. Времени у меня нет, чтобы песцовые шубы к твоим ногам кидать, — убрал руку питерский.

— Так где же ты остановился? Может, тебя проводить? — прищурился Костя Фомич.

Макар хмыкнул:

— А ты молодец, самогона едва ли не ведро выдул, а глаз вон какой трезвый. Так и надо жить! Я сам никому не доверяю, так же, как и ты. Потому что вокруг не жизнь, а паскудство одно. Куда ни глянь… Сегодня он тебе брат, а завтра за гривенник готов продать. Так что куда я пойду, не твое дело, и охраны мне твоей не надо. Сам как-нибудь справлюсь, — постучал Хрящ себя по оттопыренному карману, в котором лежал наган. — Самый мой верный друг со мной, но за заботу благодарствую.

— Хата хоть проверена?

Хрящ усмехнулся:

— Ты думаешь, что только Кирьян такой осторожный. Я тоже на паленую хазу не заявлюсь. Человек этот мой и меня не сдаст. В прошлом месяце у него пятеро наших питерских жиганов кантовались.

— А сам ты останавливался у него на хате? — неожиданно спросил Фомич, продолжая буравить Макара взглядом.

— Было дело.

— Значит, ты в Москве уже бывал?

— Приходилось, — посуровел Макар. Вопросы становились ему в тягость.

— А с кем ты из наших дело имел? — продолжал наседать Фомич.

— Послушай, Костик, ты что, меня еще не проверил, что ли? Подловить на чем-то хочешь? — доброжелательно спросил Хрящ, стараясь не повышать голоса.

— Нет, отчего же, — широко улыбнулся Фомич, — просто интересуюсь.

— Меня начинают раздражать твои вопросы. С кем я был, это мое дело, и своих людей я не сдаю. У меня такое впечатление, что прежде чем стать жиганом, ты в уголовке ошивался… — Макар достал зажигалку из желтого металла. Фомич заволновался. Так могло выглядеть только золото. А в крышку с вензелями и фамильным гербом был встроен бриллиант величиной с крупную горошину. Питерский продолжал что-то говорить, помахивая при этом зажигалкой. Но Фомич его уже почти не слушал, его взгляд был сосредоточен на бриллианте, полыхавшем разноцветными огнями. — …А эта хата не паленая, я за нее головой ручаюсь. Ты вот мне, например, даже бабу не предложил. А это негостеприимно, — с укором покачал головой Хрящ. — А на нашей хате, кроме выпивки и отменной закуси, меня еще и подружки дожидаются. А спать без бабы, знаешь ли… — Макар отрицательно покачал головой, — я как-то не привык. Ты меня здесь все про жиганов московских выспрашивал, так это тоже мои люди!.. Я вот у тебя здесь на Хитровке сижу, а они меня на хазе дожидаются. И если что со мной случится, так они сразу питерским дадут знать, — пыхтел дымом Хрящ.

— Ну что ты так раскипятился, — примирительно произнес Фомич. — Я так просто спросил… побеспокоился, все-таки ты мой гость. А вот откуда у тебя такая редкая вещица? Может, продашь? — с надеждой спросил Фомич.

— А-а, это, — размякая, протянул Хрящ, — князя Юсупова. Он любил такими безделушками баловаться. По моему заказу, еще до переворота, один марвихер у него выудил. Так что она мне не за бесплатно досталась. Во всей России три таких зажигалки наберется. Одна у великого князя Андрея Владимировича, но это уже в Париже, — махнул он рукой. — Другая в Оружейной палате хранится, и третья у меня.

— Продай мне ее, — загорелись глаза Фомича.

Макар усмехнулся:

— Она мне и самому нужна, — вертел в руках дорогую вещицу питерский, как если бы она впервые попала к нему.

— Сколько ты за нее хочешь? — не отступал Костя Фомич. — Тридцать тысяч? Сорок?

— Это ты о рублях, что ли, говоришь? — презрительно фыркнул жиган. — Если все-таки я и продам ее, то за золото, за червонцы.

— Уж не думаешь ли ты за границу слинять?

— А тебе-то что за дело? — насупился Хрящ. — А царские червонцы еще долго в ходу будут.

— Продай мне, — подала голос мадам Трегубова. — Хорошую цену дам.

— Ну что за баба такая!.. — вспыхнул Фомич. — Как увидит красивую вещь, так глаза из орбит выскакивают. Ты что, среди торбовщиков с ней щеголять собираешься? А потом, ты ведь и не куришь! Тьфу ты! Ну что за баба такая занозистая, лишь бы наперекор все сделать.

Макар Хрящ великодушно улыбался:

— Мне без разницы, кому продавать. Вы тут разберитесь между собой. Главное, чтобы цена была подходящая. — Он спрятал зажигалку в карман, пыхнув дымком под потолок. И направился к выходу.

— Постой, — попридержал гостя Фомич, — я сейчас за порог гляну, может, кто чужой пасется.

Фомич вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Ветер прошелся по улице, обдав лицо сыростью. От угла дома отделилась фигура и стремглав кинулась навстречу.

— Вот что, чумазый, — негромко проговорил Константин. — Сейчас отсюда выйдут двое, проследишь со своими пацанами, куда они направятся. На вот, возьми рублик за расторопность, — сунул он в маленькую ладошку монету. — Как узнаешь, тут же ко мне.

— Понял, Фомич, — с готовностью произнес малец и тут же юркнул за угол дома.

Костя Фомич открыл дверь.

— Все в порядке, Хрящ, можно выходить. У нас тут своя охрана, если бы легавые заявились, так мы бы уже об этом знали, — не без гордости сказал он. — Разведка у нас работает.

— Хорошо вам здесь живется, — не спеша вышел на вольный воздух Макар Хрящ.

— Не тужим, как видишь.

Из-под пелены темно-серых облаков тускло пробился месяц, осветив серебряным светом стоящие на пороге дома фигуры.

— Нам бы организовать такое дело на Лиговке, — мечтательно протянул Макар Хрящ.

— Не выйдет, — отрицательно покачал головой Фомич, — уж слишком чекисты стали напористыми. А потом, здесь у нас свои традиции сложились. Я ведь с малолетства на Хитровке околачиваюсь, и таких, как я, у нас более половины.

— Возможно… Ну и накормила меня Лизонька, мясо в зубах позастревало, — пожаловался питерский. Он ловко извлек из коробка спичку и, достав из кармана нож, уверенными движениями заточил кончик спички.

Фомич невольно обратил внимание на красивый предмет. Даже в полутьме было видно, что работа необыкновенно тонкая — рукоять из кости желтоватого цвета инкрустирована золотом, а лезвие узорчатое, из дамасской стали. Таким ковырнешь разок, и до самой смерти рана не заживет.