Онлайн книга «Звезда второго плана»
|
Егор притащился следом, сел за барную стойку и небрежно поинтересовался: – Кому ты все время звонишь? – Что? – Я говорю: кому ты все время звонишь? – Ивану, – буркнула она. – Какому еще Ивану? – Ну, этому… моему лысику. Он хочет, чтобы я вернулась. На любых условиях. Я подумала – так будет лучше для всех. – Для всех? – Ну, хорошо, – раздраженно произнесла Рокси. – Не для всех. Для меня. Но ты ведь знал, что в наших отношениях нет будущего… Фраза снова сверкнула фальшивостью бутылочного стекла. Рокси замолчала, Егор тоже не произнес ни слова, пока она наконец не взмолилась: – Ну скажи что-нибудь! – Что я должен сказать? – Не знаю. Скажи, что я сволочь! Но Егор молчал. Постояв несколько минут рядом, Рокси махнула рукой и ушла в спальню. Через десять минут хлопнула входная дверь. Из окна было видно, как он идет к машине. Глядя на Егора из-за тюлевой занавески, Рокси подумала: чувствовал ли он что-то к ней – привязанность… любовь? «Обернись, – подумала она. – Если тебе не все равно – обернись!» Он не обернулся.Боталов, не стесняясь, хохотал на весь зал, отчего посетители ресторана нервно вздрагивали и оборачивались. Егор сидел с кислым лицом, ожидая, пока у отца не пройдет приступ смеха. – Замечательно, – с трудом произнес Александр. – Хотя этого и следовало ожидать. Не доведут тебя до добра эти знакомства. А я ведь предупреждал… Егор ковырял вилкой рыбину и хмуро смотрел в тарелку. Отвечать отцу было нечего. Ну, да, предупреждал, не одобрял и всякое такое… Вернувшись домой после работы, он не обнаружил там ни Рокси, ни ее вещей. И даже прощальной записки в духе любовных мелодрам не было. Только от подушки пахло горькими духами… Естественно, Егору было не все равно. Спать после разрыва с Рокси он не мог. Глодала обида и неприятное ощущение, вроде того, которое еще недавно мучило ее – обиженную, брошенную на произвол судьбы и растерянную от неизвестности. Сейчас Егор испытывал нечто подобное. В его жизни, стабильной, налаженной и защищенной от всяческих невзгод километровой броней, Рокси была одним из надежных элементов, стабильных и верных, как крепежный трос, удерживающий альпиниста на опасной скале. Он не верил, что между ними может возникнуть что-то настоящее, но, чего греха таить, Рокси ему нравилась, а в иные моменты – даже опьяняла, но чаще ее присутствие просто придавало ему бодрости, воодушевляло. И сейчас, когда от нее остался только запах духов, Егор вдруг почувствовал себя одиноким и никому не нужным. Поделиться своими печалями было не с кем. Верный Димка умчался на гастроли. Впрочем, он и сам не мог забыть о Рокси, что не позволило Егору броситься к нему с откровениями. Единственным, кто показался заслуживающим доверия, был отец. Боталов выслушал сына без особого почтения к его личной жизни. Более того, узнав о возвращении Рокси к ее лысику, долго хохотал. Посетители заведения оглядывались на них, а официанты, вышколенные, с прямыми спинами, стояли столбом, не проявляя к разговору видимого интереса. Ресторан «Мнемозина» был из «правильных». Абы кто сюда не ходил, и даже «светские львы» захаживали редко. Поужинать в этом закрытом для простых смертных заведении могли только очень богатые люди, коих в Москве было не так много, как простым смертным представлялось. И дело было не в цене. Что цена? Подумаешь… Дрянное пойло, выдаваемое за кофе в Шереметьево, стоило немногим дешевле натуральной арабики в приличном заведении, так что в Москве цена не гарантировала качества. «Мнемозина» принадлежала Боталову. Здесь, в тихой и уютной атмосфере, решались серьезные вопросы его заезжих и московских партнеров. Заезжие предпочитали мясо, москвичи – форель и семгу. Почему-то всегда получалось именно так. С немногими посетителями Александр и Егор здоровались на ходу, причем Боталов заметил, что уже не Егора воспринимают как «сына Боталова». Большинство говорили об Александре как об «отце Черского». – Я не понимаю, почему тебя так забавляют проблемы в моей личной жизни, – зло сказал Егор. Столовое серебро, казалось, отражало взвинченное настроение сына, а хрусталь жалобно тренькал, застывая от бесконечного холода. Боталов сделал глубокий вдох, подавил желание сказать Егору, что тот снова плохо выглядит, и беспечно заявил: – Да потому что это вовсе не проблемы. Подумаешь, велика важность, певичка от него ушла! Все они шалавы, и бабы, и мужики. Я тебе так скажу: не фиг общаться с этими полупидорами. Все они одним миром мазаны, за копейку лягут и ноги раздвинут. Рокси твоя, Димка или вон Инкин балерун в этом отношении ничем не отличаются друг от друга. Инниного чемпиона мира Боталов называл исключительно балеруном, не давая ни единого шанса на иную интерпретацию. Прощать «бывшую» не хотелось, особенно в свете того, что ее карьера, как ни странно, шла в гору. – И что мне, по-твоему, надо делать? Сидеть в квартире в одиночестве и… тунца лососить? – ядовито поинтересовался Егор. – У меня все контакты исключительно в среде этих, как ты изящно выразился, полупидоров. – Жениться тебе надо, барин! Глядишь – поумнеешь. – Ну, вот ты два раза женился. И что? Поумнел? И на ком мне жениться? Боталов вытащил из нагрудного кармана сигару, по-простецки отгрыз от нее кончик и прикурил от зажженной свечи, отмахнувшись от назойливо протягивающего зажигалку официанта. Затянувшись, Боталов закашлялся и раздраженно сунул сигару в пепельницу. – Все никак не привыкну, – пожаловался он. – Хочется иной раз, как прынцу, сесть, вытянуть ноги и закурить… И не получается, хоть ты тресни. Вот что значит – пролетарское происхождение. – Это атавизм. – Что – атавизм? – Твое пролетарское происхождение, – пояснил Егор. Боталов скривился. – Атавизм или нет, а жениться тебе надо на девушке из своих. То есть из хорошей семьи, с образованием, капиталом за душой, а не на певичке, которую половина богатых торгашей поимела… – Ой, только не это, – ужаснулся Егор. – Не надо мне дочек твоих бизнес-партнеров. Это же ужас какой-то, а не бабы! Я лучше в метро спущусь – по слухам, все нормальные девчонки там. – Так, помолчи на отца! – рассвирепел Боталов. – Папа знает, папа пожил! Тебе о будущем надо думать. Опять же, дети пойдут… У меня в твоем возрасте уже ты был. |