Онлайн книга «Жестокая любовь государя»
|
— Чего же вы хотите от московского Иванца, бояре? — Государь наш Иван Васильевич, винимся мы перед тобой всем русским миром. Прощения у тебя просим. Не губи нас сиротством, будь же нам, как и прежде, родным батюшкой, не гневись на нас окаянных, воздержи свой праведный гнев и прими покаяние холопское. Христом богом умоляем, вернись же в Москву на царствие! Житья без тебя не стало, а Русская земля в разорение впадает. Бояре были посланниками Русской земли. А к послам издавна особое отношение — первую чарку с государева стола несут им. У ворот знатных гостей встречают красные девки с пирогами и караваем хлеба. На крыльце кланяются им вельможи и знатные чины, а у самой комнаты встречает государь и трижды целует. Здесь же, уподобившись аспидам, послы подползли к государю, а тот и приветить их ничем не желает. — Поднимитесь, бояре, не нужно мне ваше смирение. Почтение перед государем должно быть. — Государь, не губи детей своих, вернись на царствие! Размышлял Иван Васильевич. Даже чело в складки собрал, а потом отозвался глухо: — Если я и вернусь… то с условием! — Каким? — подался вперед Александр Горбатый. Иван Васильевич вспомнил свой недавний разговор с Афанасием Вяземским, который внушал царю: «Тебе, государь, на слуг своих ближних опереться надобно. Орден создать, какой короли строят в Европе, вот тогда всю крамолу и порушишь!» Заглядывался Иван Васильевич на Европу. А потому и мастеровых из Италии и Баварии понагнал, и вместе с купцами у торговых рядов стояли башмачники из Тюрингии, кровельщики из Варшавы. Но особым почетом у государя пользовались английские купцы, которые шастали по бескрайним просторам России так же свободно, как если бы разъезжали на парусных суденышках по Атлантическому океану. Преклонялся государь перед мастерством испанских оружейников и радовался каждой подаренной пищали, как несмышленый отрок сладкому прянику. «Ишь ты! Неужно свой орден создают?!» — «Создают! — боднул башкой князь. — И всю крамолу словно метлой выметают. По закромам, государь, мести надо, вот там самая измена и прячется. А уж мы тебе в том пособим!» Задумался тогда Иван Васильевич, почесал пятерней под мышкой и отвечал: «Ежели вернусь на царствие, окружу себя верными людьми, а потом всю крамолу лопатой выгребу!» — А вот с каким, — грозно, словно глашатай, зачитывающий про крамолу, произнес царь. — Мне себя беречь надо и чад своих, а потому для охранения своей жизни хочу учинить в государстве опришнину! [72] — Ужель караула дворцового недостаточно будет? — опешил Шуйский. — Почитай, на каждом этаже по сотне стрельцов стоит! — Не смердов я боюсь, — спокойно возражал царь. — Измены страшусь в Думе! Ближние люди меня хотят извести, от заговора я уехал. А стрельцов подговорить можно. Потому хочу окружить себя верными людьми с целую тысячу! — Диковинное дело, государь, — за всех отвечал боярин Горбатый. — Чудно все это будет. — А еще армию хочу при себе иметь и чтобы города мне в опришнину отданы были, где проживать стану. — Государь, не дело говоришь. Не было на Руси такого! Разве Русская земля — не твоя вотчина? — Не моя! Изменники мою землю похватали, а мне к ней хода не стало. Если не согласитесь… не вернусь на царствие! Не сразу отвечали бояре. Похмыкали, повздыхали, а потом был ответ: — Что же нам делать, государь? Эх, на все мы согласны! Делай что хочешь! — согнули бояре до земли строптивые спины. — И еще вот что! Для жизни своей и для обретения царствия хочу взять с вас отпускную, что за измену буду давать опалу великую… А еще отбирать животы у изменников и казной их царствие свое приумножать. — Так и быть, государь… Казни нас и милуй! Примолк царь, слушая покаянную речь опальных бояр, а потом, глядя прямо в их бритые макушки, отвечал смиренно: — Хорошо, быть по-вашему. В Москву возвращаюсь. И буду повелевать вами так, как господь надоумит!.. |