Онлайн книга «Курортное убийство»
|
– Господин префект? Это комиссар Дюпен. – Черт побери, неужели это вы, мой комиссар? – Да, я возвращаюсь в Конкарно. – Я уже обстоятельно поговорил обо всем по телефону с инспектором Кадегом – впрочем, как и все последние дни. Вы же все время были недоступны – в течение сорока восьми часов. Я… Это… Возникла пауза. Дюпен по телефону чувствовал, как борется с собой Локмарьякер. Интересно, захочет ли он устроить строптивцу разнос или нет? Впрочем, Дюпена это абсолютно не волновало. Но префект решил все же не раздражаться. – В конце концов, дело оказалось не таким уж сложным, и мы его распутали. В конце все дела оказываются простыми. Дюпен знал эту фразу наизусть, знал очень давно. Он слышал ее всякий раз, когда «мы» распутывали очередное дело. – Нет, господин префект. То есть я хотел сказать: нет, это дело оказалось не слишком сложным, и да – мы его распутали, – елейным тоном произнес Дюпен. – Все испытывают невероятное облегчение. Пресса восприняла наш успех очень благосклонно. Должен еще сказать… – Дюпен почувствовал, что тон Локмарьякера сейчас изменится. – Собственно, когда я думаю… – Он умолк и начал сначала: – Это была – думаю, мы имеем полное право так считать – большая семейная трагедия. – Кажется, Локмарьякер сумел подобрать нужное слово. – Такие страсти, такие сильные чувства… Как долго они подспудно копились. Да, дело это очень скверное. Иногда – хотя и очень редко – этот человек до глубины души удивлял Дюпена. – Да, господин префект, это действительно так. Настоящая семейная трагедия. – Как вы считаете, Луака Пеннека тоже убили? – Похоже, что да. – У вас есть показания мадам Пеннек? – Да, но пока лишь предварительные. – Они, по-вашему, надежны? – Пока не могу сказать. – Сегодня я проведу пресс-конференцию. Я хочу, чтобы завтра все могли прочитать об успешном завершении расследования. С картиной это дело приобрело национальный масштаб, Дюпен. Это был не упрек – в голосе Локмарьякера звучала гордость. – Газеты скоро будут подписывать в печать. Естественно, в статье не должно быть всех подробностей, только самое важное. Для меня главное – чтобы в газетах была адекватно освещена наша работа. Полиция Финистера держит все под контролем! Я прошу немедленно привезти картину в Кемпер. – Я вас понял. Дюпен и в самом деле все понял. Локмарьякер посчитал дело оконченным. Это был недвусмысленный сигнал. Ничего нового – все как всегда. – Вы не думаете, что сын давно планировал убийство отца? Газетчики обязательно зададут этот вопрос. – Нет, не думаю. Просто в тот вечер так случилось. – Но почему именно в тот вечер? – Пьер-Луи Пеннек сказал сыну, что хочет на следующий день передать картину в дар музею Орсэ. Я думаю… Собственно, у Дюпена не было никакого желания вдаваться в подробности. Он подумал о ноже, о роковом лагвиоле. – Да? И что же вы думаете по этому поводу? – Ничего. – Это был давний план Пьера-Луи? Я имею в виду дар. – Думаю, это было лишь смутное желание. Конкретный план возник после того, как Пьер-Луи побывал у доктора Гаррега. – Да, да, я понимаю. Значит, все дело в алчности? В конце концов, речь ведь шла о сорока миллионах, не так ли? – Речь шла об уязвленном самолюбии, об унижении, о многолетнем унижении. Я… Дюпен страшно злился на себя. Он не хотел сейчас серьезного разговора с Локмарьякером. – Что вы хотели сказать, Дюпен? – Вы правы. Речь шла о сорока миллионах. – Что вы можете сказать о мадам Пеннек? – Вы имеете в виду ее мотивы? – Да. – Она очень хладнокровная и расчетливая особа. Дюпен снова разозлился на себя. – Расчетливая? Не слишком ли вы драматизируете ситуацию, комиссар? Дюпен промолчал. – И откуда взялась вторая копия? – Этого я пока не знаю. Думаю, что она принадлежала Пьеру-Луи Пеннеку, и его сын об этом знал. Он, видимо, знал, что она хранится в отеле. Но это еще предстоит выяснить. – Теперь о депутате, господине Андре Пеннеке. Он пользуется правом судебного иммунитета. Дюпен почувствовал, как его охватывает холодная ярость. Надо держать себя в руках и ни в коем случае не срываться. – Его можно лишить иммунитета. – Не знаю, не знаю. Неужели без этого нельзя обойтись? Андре Пеннек – цельный и честный человек. Я могу подтвердить это многочисленными фактами. Кроме того, его адвокаты… – Он хотел спрятать картину, похищенную картину стоимостью сорок миллионов евро. Мадам Пеннек обещала ему четверть этой суммы в случае успешной продажи, а это десять миллионов. Десять миллионов! – Продать картину поручила ему мадам Пеннек. Это не его идея. Что касается процента, то продавец всегда его получает, в этом нет ничего противозаконного. Кроме того, это ее картина, Гоген принадлежит ей, если я правильно понял. Видимо, Локмарьякера уже основательно проинструктировали. – Я вижу, вам уже звонили. Локмарьякер помолчал. – Да, мне звонили – из Парижа, Ренна и Тулона. Он снова помолчал, потом продолжил: – Кроме того, мне звонили его адвокаты. Дюпену стало досадно: как он мог это допустить? Но что он мог сделать – у Андре Пеннека было в распоряжении целых два часа. – В тот момент, когда мадам Пеннек просила его продать картину, она еще не знала, является ли Гоген ее собственностью. Она исходила из того, что Пьер-Луи Пеннек завещал картину музею Орсэ. В ночь убийства она и ее муж подменили картину, потому что не знали, изменил Пьер-Луи завещание или нет. В ту же ночь Катрин Пеннек позвонила Андре Пеннеку – практически сразу после убийства. Она рассказала Андре Пеннеку, что произошло. Таким образом, Андре Пеннек стал соучастником преступления. Он виновен в недонесении о преступлении. Все последние дни он мне лгал, чем препятствовал проведению расследования. Дюпен был в ярости и не скрывал этого. – Адвокаты Андре Пеннека говорят, что в ту ночь мадам Пеннек не могла никоим образом точно сказать, что ее муж убил Пьера-Луи Пеннека. Она говорила о семейной катастрофе. Она была в смятении и растерянности, как и все другие. Это была нелепая и тошнотворная ситуация. Именно это Дюпен больше всего ненавидел в своей профессии. Он заговорил звенящим от ярости голосом: – Не могла «точно формулировать свои мысли», говорила о «семейной катастрофе»? Что все это значит, позвольте узнать? |