Онлайн книга «Сын»
|
– Здравствуй, Сонни. Слышал, ты был в изоляторе. Как дела? Сонни пожал плечами. – У тебя хороший левый джеб [5] , парень. – Йоханнес осклабился и указал на дыру рядом с передними зубами. – Надеюсь, ты сможешь меня простить. Йоханнес сглотнул: – Прощение нужно мне, Сонни. Они стояли и смотрели друг на друга. Йоханнес заметил, как Сонни украдкой оглядывает коридор. Он ждал. – Ты мог бы сбежать за меня, Йоханнес? Йоханнес задумался, перебирая в голове эти слова в надежде увидеть в них смысл, а потом спросил: – Что ты имеешь в виду? Я не собираюсь бежать. К тому же бежать мне некуда, меня моментально поймают и приведут обратно. Сонни не отвечал, но во взгляде его сквозило полное отчаяние, и тут Йоханнеса озарило: – Ты хочешь… ты хочешь, чтобы я выбрался отсюда и добыл тебе дозу? Сонни по-прежнему не отвечал, глядя в глаза старику диким, яростным взглядом. Бедный мальчишка, подумал Йоханнес. Чертов героин. – Почему ты обратился именно ко мне? – Потому что ты единственный, у кого есть доступ в контрольное помещение, и ты можешь это сделать. – Нет, я единственный, у кого есть доступ в контрольное помещение, и я знаю, что это сделать невозможно. Двери можно открыть только пальцем, отпечаток которого есть в компьютерной базе. А моего отпечатка там нет, милый мой. И он туда не попадет, если я не получу резолюцию на заявлении в четырех экземплярах. Я видел… – Все двери можно закрыть и открыть из контрольного помещения. Йоханнес покачал головой и огляделся, удостоверившись, что в коридоре, кроме них двоих, по-прежнему никого нет. – Даже если выйти из здания, у выезда с парковки сидит охранник. Он проверяет документы у всех, кто входит и выходит. – Абсолютно у всех? – Да. За исключением времени смены дежурных утром, днем и вечером, тогда знакомые машины и лица пропускают без проверки. – И возможно, людей в форме надзирателей? – Наверняка. – А что, если ты раздобудешь себе форму надзирателя и сбежишь в пересменку? Йоханнес коснулся подбородка большим и указательным пальцем. Челюсть все еще побаливала. – А где я возьму форму? – В шкафчике Сёренсена в раздевалке. Ты легко взломаешь его отверткой. Сёренсен, один из надзирателей, второй месяц сидел на больничном. Нервный срыв. Йоханнес знал, что сейчас это называется как-то иначе, но смысл тот же: чертов клубок чувств. Он испытал это на себе. Йоханнес покачал головой: – В пересменку там полно других надзирателей, они меня узнают. – Измени внешность. Йоханнес рассмеялся: – И чем же я, старик, буду угрожать надзирателям? Сонни поднял длинную белую рубаху и выудил из кармана брюк пачку сигарет. Он зажал сигарету пересохшими губами и чиркнул зажигалкой. Зажигалка имела форму пистолета. Йоханнес медленно кивнул:. – Дело не в наркотиках. Ты хочешь, чтобы на свободе я сделал что-то другое, так ведь? Сонни втянул пламя зажигалки в сигарету и выпустил дым. Он плотно зажмурил глаза. – Сделаешь? – Этот теплый, мягкий голос. – Ты отпустишь мне грехи? – спросил Йоханнес. Арильд Франк заметил их, когда поворачивал за угол. Сонни Лофтхус положил руку на лоб Йоханнеса, стоявшего перед ним с опущенной головой и закрытыми глазами. Они были похожи на двух хреновых гомиков. Он видел их на мониторе в контрольном помещении, они стояли в коридоре и разговаривали. Иногда он жалел, что микрофоны установлены не во всех камерах, потому что по бдительным взглядам заключенных он видел, что они беседуют не о лотерейном билете. Потом Сонни вынул что-то из кармана. Он стоял спиной к камере, так что невозможно было сказать, что именно, но потом Франк увидел поднимающийся у него над головой табачный дым. – Эй! Попрошу не курить в моей тюрьме, спасибо! Седая голова Йоханнеса вскинулась вверх, рука Сонни упала вниз. Франк подошел к ним, указывая большим пальцем себе за спину: – Иди вымой что-нибудь, Халден. Франк подождал, пока старик отойдет на достаточное расстояние. – О чем вы говорили? Сонни пожал плечами. – Ах да, ты же давал подписку о неразглашении. – Арильд Франк засмеялся лающим смехом. Звук его смеха метался от стены к стене в коридоре. – Ну что, Сонни, ты передумал? Молодой человек затушил сигарету о пачку, убрал и то и другое в карман и почесал руку. – Чешется? Парень не ответил. – Мне кажется, есть вещи похуже чесотки. Есть вещи и похуже ломки. Слышал о заключенном из сто двадцать первой? Думают, что он повесился на крючке от светильника. Но, отбросив от себя стул, пожалел о том, что сделал, и поэтому расцарапал себе горло. Как же его звали? Гомес? Диас? Он работал на Нестора. Были опасения, не стукач ли он. Никаких доказательств, только обеспокоенность. И этого оказалось достаточно. Ну разве не странно, лежа на койке посреди ночи, думать о том, что ты сейчас в тюрьме и больше всего боишься того, что дверь в твою камеру не заперта? Что кто-то в контрольном помещении одним нажатием кнопки позаботился о том, чтобы доступ к тебе получила целая тюрьма убийц? Сонни склонил голову. Но Франк заметил у него на лбу капли пота. Парень образумится. Франк не любил, когда заключенные умирали в камерах его тюрьмы, от этого у кого-то всегда ползли вверх брови, вне зависимости от того, насколько правдоподобно все выглядело. – Да. Это прозвучало так тихо, что Франк автоматически нагнулся вперед. – Да? – повторил он. – Завтра. Вы получите признание завтра. Франк сложил руки на груди и покачался на каблуках. – Хорошо. Тогда завтра утром я привезу господина Харнеса. И на этот раз никаких чудачеств. А когда будешь ложиться спать, посмотри внимательно на крючок от светильника на потолке. Понятно? Парень поднял голову и встретился взглядом с помощником начальника тюрьмы. Франк давно уже отверг утверждение, что глаза – это зеркало души: он видел слишком много честнейших глаз заключенных, которые изливали потоки лжи. Кроме того, само выражение было странным. Зеркало души? Логически это означало, что, глядя в глаза другому, человек видит свою собственную душу. Возможно. Неужели поэтому ему так неприятно встречаться взглядом с этим мальчишкой? |