Онлайн книга «Череп под кожей»
– А теперь, дети мои, Шуман. Радостно, радостно! Пошире открываем рты! Ein munteres Lied [35] . Корделия заставила себя вернуться к настоящему. У нее не было времени думать о своем открытии или его последствиях. Сделав над собой усилие, она снова посмотрела на пропитанное водой тело, над которым так отчаянно трудился Саймон. Он уже был близок к изнеможению, когда Эмброуз наклонился и, ощупав пульс на запястье Мунтера, произнес: – Бесполезно. Он мертв. Он холоден как лед. Вероятно, пролежал в воде несколько часов. Саймон ничего не ответил и продолжил механически закачивать воздух в неподвижное тело, словно исполняя некий эзотерический ритуал. – Мы должны сдаться? – вмешалась Роума. – Я думала, это надо делать несколько часов. – Но не в тех случаях, когда пульс уже не прощупывается, а тело остыло. Но Саймон словно не слышал их. Ритм его резкого дыхания и странных содроганий скрюченного тела становился все более сбивчивым. Именно тогда они услышали голос миссис Мунтер, тихий, но резкий: – Оставьте его. Он мертв. Разве вы не видите, что он мертв? Саймон услышал ее и встал. Его била крупная дрожь. Корделия вытащила из-под головы Мунтера халат и набросила ему на плечи. Эмброуз повернулся к миссис Мунтер. – Мне очень жаль. Вы знаете, когда это случилось? – Откуда мне знать? – Она помолчала, потом добавила: – Сэр, я не сплю с ним в одной кровати, когда он пьян. – Но вы, должно быть, слышали, как он выходил. Он же не мог уйти бесшумно в таком состоянии. – Он покинул комнату чуть раньше половины четвертого утра. – Жаль, что вы мне не сказали, – произнес Эмброуз. Корделия подумала: он говорит с таким неудовольствием, будто она собиралась взять недельный отпуск, не спросив у него разрешения. – Я думала, вы платите нам за то, чтобы мы избавили вас от лишних хлопот и неудобств. Он и так достаточно натворил за один вечер. Больше, казалось, добавить было нечего. Сэр Джордж шагнул вперед и сделал знак Саймону. – Лучше внести его внутрь. В тоне миссис Мунтер появились новые нотки. – Не заносите его в помещения для слуг, сэр, – быстро проговорила она. – Разумеется, не будем, если вы считаете, что так правильнее, – мягко сказал Эмброуз. – Именно так я и считаю. – Она повернулась и зашагала в противоположном направлении. Остальные смотрели ей вслед. Потом Корделия побежала за ней и схватила ее за руку. – Пожалуйста, позвольте мне пойти с вами. Думаю, вам не стоит оставаться одной. – Она удивилась, увидев, что взгляд, обращенный к ней, исполнен откровенной ненависти. – Я хочу побыть одна. Такие, как вы, ничем мне не помогут. Не волнуйтесь, я не собираюсь накладывать на себя руки. – Она кивнула на Эмброуза. – Можете так ему и сказать. Корделия вернулась к остальным. – Она не хочет, чтобы кто-то провожал ее. Говорит, что с ней все будет в порядке. Никто не ответил. Все продолжали стоять вокруг тела, глядя на него, прямо как были, в халатах и мягких тапочках, заглушавших шаги. Они склонились над трупом, как группка нелепо одетых плакальщиков: на сэре Джордже было одеяние из ветхой клетчатой шерсти, на Айво – из темно-зеленого шелка, через который его плечи проступали словно края проволочной вешалки. Эмброуз обрядился в темно-синий атлас, Роума – в стеганую цветастую синтетику, а Саймон – в коричневый банный халат. Глядя на круг склоненных голов, Корделия подумала, что они вот-вот поднимутся и затянут погребальную песнь. Наконец сэр Джордж поднялся и повернулся к Саймону. – Займемся делом? Айво прошел чуть вперед вдоль берега бассейна, разглядывая остатки лилий, словно перед ним оказались редкие формы морской растительности, представлявшие огромный научный интерес. Потом поднял голову и спросил: – Обязательно его трогать? Разве вам не известно, что нельзя перемещать тело до приезда полиции? Роума закричала: – Только когда речь идет об убийстве! А это несчастный случай. Он напился, споткнулся и упал. Эмброуз говорил, что Мунтер не умел плавать. – Правда? Не помню. Но это действительно так. Он не умел плавать. – Вы рассказывали об этом за ужином. Но Роумы там не было, – заметил Айво. – Кто-то рассказал мне! – воскликнула Роума. – Быть может, миссис Мунтер. Какое это имеет значение? Он был пьян, упал и утонул. Очевидно, что именно здесь это и случилось. Айво снова уставился на лилии. – Не думаю, что полиция сочтет это очевидным. Однако осмелюсь предположить, что вы правы. Нас и так окружает достаточно тайн, чтобы придумывать новые. На теле есть признаки насилия? – Видимых – нет, – сказала Корделия. Роума упрямо повторила: – Нельзя оставлять его здесь. Думаю, нужно внести его внутрь. – Она посмотрела на Корделию, словно надеялась на ее поддержку. – Думаю, ничего страшного, если мы его передвинем. Ведь мы и так обнаружили его не в этом месте, – заметила Корделия. Все посмотрели на Эмброуза, словно ожидая указаний. – Прежде чем переносить его, пожалуйста, пройдите со мной. Нам нужно кое-что решить, – произнес он. Глава тридцать седьмая
Все последовали за Эмброузом в замок. Только Саймон оглядывался на бесформенную груду холодной плоти с раскинутыми руками, которая когда-то была Мунтером. В его взгляде читалось разочарование и чувство вины из-за того, что они вынуждены покинуть его в таком неудобном положении. Эмброуз провел их в кабинет и включил настольную лампу. Атмосфера стала заговорщической. Теперь они походили на кучку одетых в халаты школьников, планировавших полуночные проказы. – Мы должны принять решение, – заявил Эмброуз. – Расскажем ли мы Грогану о том, что случилось за ужином? Думаю, нам следует обо всем договориться, прежде чем я позвоню в полицию. – Вы имеете в виду, должны ли мы сообщить полиции, что Мунтер обвинил Ральстона в убийстве? Почему бы не сказать об этом прямо? – спросил Айво. Прилипшие ко лбу волосы Саймона, вода с которых стекала в глаза, казались неестественно черными. Он дрожал под халатом и переводил изумленный взгляд с одного лица на другое. – Но он не обвинял сэра Джорджа в… в каком-то определенном убийстве. И он был пьян! Он сам не знал, о чем говорил! Вы все его видели. Он был пьян! – В его голосе послышались опасные истерические нотки. Эмброуз заговорил с некоторым нетерпением: – Мы все считаем, что это не важно. Но полиция может решить иначе. И все, что Мунтер делал или говорил в последние часы своей жизни, их явно заинтересует. Есть много доводов за то, чтобы ничего не говорить и не усложнять расследование. Но мы все должны рассказывать примерно одно и то же. Если одни расскажут, а другие – нет, те, кто решил хранить молчание, окажутся в неприятном положении. |