Книга Доля правды, страница 6 – Зигмунт Милошевский

Маршал закивал головой. Тем временем к Соберай вернулась уверенность, она подошла и встала так близко, что он почувствовал ее дыхание. Была она женщина высокая, их глаза оказались почти на одном уровне. На деревне девки статны, подумал Шацкий, преспокойно ожидая, что будет дальше.

— Извините, так это вы теперь ведете следствие?

— Ну.

— А можно узнать, с какой это радости?

— Попробую угадать. Возможно, потому, что речь идет не о пьяном велосипедисте и не о краже мобильника в школе?

Темные глаза Соберай почернели.

— Иду к Мисе, — прошипела она.

Чтоб не рассмеяться, Шацкому пришлось напрячь все силы. Боже, они и вправду называли свою начальницу Мисей.

— Чем быстрее, тем лучше. Кстати, это она вытащила меня из постели, где я неплохо проводил время, и велела заняться делом.

Казалось, Соберай вот-вот вспылит, но она резко развернулась и отошла прочь, покачивая бедрами. Узкими и малопривлекательными, оценил Шацкий, провожая ее взглядом. Он повернулся к Маршалу.

— Кто-нибудь из следственного прибудет? Или они начинают работу в десять?

— Я здесь, сынок, — донеслось сзади.

За его спиной на раскладном стульчике для рыболова-спортсмена примостился усатый дед — здесь они почти все носили усы — и дымил сигаретой без фильтра. Не первой. По одну сторону стульчика лежало несколько оторванных фильтров, по другую — несколько бычков. Шацкий виду не подал, что удивлен, и подошел к старику. У того были совершенно седые, коротко стриженные волосы, изборожденное морщинами, как на автопортрете Леонардо, лицо и светлые, водянистые глаза. Зато хорошо ухоженные усы были иссиня-черными, что придавало ему демонический, настораживающий вид. Старику было под семьдесят. Если меньше, значит, жизнь его оказалась богатой катаклизмами. Дед взирал на него со скучающей миной, Шацкий протянул руку.

— Теодор Шацкий.

Старый полицейский потянул носом, отложил чинарик и, не вставая, подал руку.

— Леон.

Он задержал руку Шацкого в своей и, воспользовавшись помощью, встал. Был он высок, худощав и без толстой куртки и шарфа выглядел бы, наверно, как стручок ванили — тонкий, согнутый и морщинистый. Шацкий отпустил руку деда и ждал продолжения. Но его не последовало. Старик взглянул на Маршала, и тот подскочил к нему, словно был на резиночке.

— Слушаю вас, пан инспектор?

Ошибка какая-то. Слишком высокий чин для провинциального оперативника.

— Выполняйте всё, как велел прокурор. Кельцы будут здесь через двадцать минут.

— Но это ведь почти сто километров, — возразил Шацкий.

— Я их вызвал час назад, — пробормотал дед. — А потом ждал, когда дамы и господа прокуроры изволят пожаловать. Хорошо, хоть стульчик с собой прихватил. Кофе?

— Не понял?

— Кофе пьете? «Башмачок» открывают в семь.

— Лишь бы там ничего не брать на зуб.

Дед кивнул с уважением.

— Молодой, приезжий, а учится быстро. Тогда пойдемте, хотелось бы вернуться, прежде чем подъедут ребятишки из Кельц.

5

Ресторанный зал в гостинице «Под башмачком», расположенной в самом привлекательном для туристов месте — на Рыночной площади, по пути к кафедральному собору и замку, — выглядел так, будто время остановилось здесь лет десять назад. Большое неуютное пространство, накрытые скатертью, а сверху еще и салфеткой столы, обитые плюшем стулья с высокими спинками, на стенах бра, под балочным потолком люстры. Чтобы добраться до их столика, цокающей каблучками официантке пришлось отмахать такое расстояние, что Шацкий был уверен: кофе по дороге остынет.

Но не остыл, зато чувствовалась в нем едва уловимая нотка грязной тряпки — видно, что в этом храме сандомежского общепита эспрессо-автомат в списке предметов ежедневного мытья значился далеко не на первом месте. Нашел чему удивляться, подумал Теодор Шацкий.

Инспектор Леон молча пил кофе, уставившись в окно на аттик ратуши, — Шацкого могло тут вообще не быть. Решив приноровиться к деду, он терпеливо ждал, когда наконец услышит, зачем его сюда позвали. Наконец Леон отставил чашку, кашлянул и, оторвав от сигареты фильтр, тяжко вздохнул.

— Я вам помогу. — У него был неприятный, скрипучий голос.

Шацкий вопросительно взглянул на него.

— Вы кроме Варшавы где-нибудь жили?

— Только сейчас.

— В таком случае ни хрена-то вы о жизни не знаете.

Шацкий промолчал.

— Но это не грех. Каждый ребенок ни хрена о жизни не знает. Но я вам помогу.

В Шацком нарастало раздражение.

— А помощь эта входит в круг ваших обязанностей или имеется в виду нечто дополнительное? Мы ведь пока незнакомы, и мне трудно оценить степень вашего благородства.

Только теперь Леон внимательно взглянул на прокурора.

— Серединка на половинку, — ответил тот без улыбки. — Но мне просто интересно, кто же зарезал и подкинул в кусты жену этого паяца Будника. Интуиция подсказывает, что вам это дело окажется под силу. Однако вы нездешний. С вами каждый будет разговаривать, но никто ничего не скажет. На мой взгляд, так оно и лучше, чем меньше информации, тем в голове чище.

— Чем больше информации, тем ближе к правде, — ввернул Шацкий.

— Знаете, как оно бывает с правдой: если ее избыток плавает в дерьме, она от этого не становится правдивее, — заскрипел инспектор. — И не прерывайте меня, молодой человек. Иногда вам захочется понять, кто с кем и почему. Вот тут-то я вам и сгожусь.

— Вы, что же, со всеми дружите?

— Я плохо схожусь с людьми. И перестаньте задавать вопросы, которые не имеют никакого значения, иначе я изменю о вас мнение.

У Шацкого была на уме парочка-другая важных вопросов, но он оставил их на потом.

— И я бы предпочел, чтобы мы остались при вежливой форме обращения, — закончил полицейский.

Шацкий не подал виду, насколько это предложение ему по душе. Он просто кивнул.

6

Ротозеев становилось все больше и больше, хорошо хоть держались прилично. Из приглушенных разговоров Шацкий уловил фамилию «Будник» — а возможно, «Будникова». На минутку задумался, стоит ли ему первым делом разузнать, кем была жертва. Решил, что не стоит. Сейчас ему нужен тщательный осмотр места преступления и тела. Остальное подождет.

Вместе с инспектором, у которого тем временем появилась фамилия Вильчур, они стояли возле отгороженного ширмой тела, а келецкий криминалист делал снимки. Шацкий всматривался в педантично располосованное горло, выглядевшее так, будто его подготовили для урока анатомии. Что здесь не так? Конечно, он найдет его, но хотелось бы уже сейчас, прежде чем начнутся допросы свидетелей и поиск экспертов. Подошел шеф группы осмотра места преступления, симпатичный тридцатилетний парень с глазами навыкате и повадками дзюдоиста. Представившись, вперил в Шацкого рыбий взгляд.