Онлайн книга «Апокриф»
|
— Все нормально… Все хорошо… — приговаривала она, более для себя, чем для Лидо. Просидели так минут пять. Лидо поднял голову, посмотрел на Лорри уставшим взглядом и, с трудом растянув губы в кривой улыбке, спросил: — Ну, что? Здорово я тебя напугал? * * * До того как угодить на госпитальную койку Лидо служил акустиком на малом морском охотнике. …В ту ночь они стояли в родной гавани у стенки, отражая вместе с береговыми зенитными батареями и корабельной артиллерией других судов очередной авиационный налет противника. Как всегда в таких случаях, по боевому расписанию, он находился не на своем акустическом посту, а, облаченный в спасательный жилет, стоял на палубе у рукава пожарного гидранта, готовый в любую секунду приступить к тушению вполне вероятного пожара. Налет еще не закончился, когда им пришлось срочно сниматься со швартовых и, маневрируя под бомбами противника, выходить из гавани в море, так как на подходе к порту вражеская подводная лодка атаковала крупный военный транспорт и теперь ее, заразу, нужно было искать и, по возможности, топить. Когда морской охотник, только-только миновав заградительные боны, вышел в открытое море, Лидо получил приказ занять свое место на посту акустика, но сделать этого, к своему счастью, не успел. Небольшой корабль наехал правым бортом на плавучую мину, скорее всего, только что сброшенную с одного из участвовавших в налете бомбардировщиков. Получив огромную, по сравнению со своими размерами, пробоину, морской охотник ушел под воду в течение одной минуты. Успей Лидо занять свое основное рабочее место, находившееся глубоко под палубой, лечение в госпитале ему совершенно точно не понадобилось бы. А так, в числе не более десятка счастливцев, которым суждено было остаться в живых, его сбило с палубы в морскую воду тупой и тяжелой, как чугунная палка, взрывной волной. Там он и болтался бесчувственным поплавком в своем спасательном жилете, пока со стоявшего на внешнем рейде крейсера не подошли высланные на спасение шлюпки. В отличие от учений, на подобных мероприятиях, совершающихся в реальности, бывает полным-полно бестолковщины и неразберихи, происходящих по большей части от самого искреннего желания спасателей как можно скорее подать помощь спасаемым. Шлюпки нервно кружили в темноте, пытаясь разыскать живых людей среди плавающих в пятнах мазута обломков. Рулевые постоянно меняли направление, гребцы по их командам отчаянно табанили. Короче говоря, прежде чем быть вытянутым из воды, и без того находившийся в бессознательном состоянии Лидо получил сокрушительный удар лопастью весла по голове, добавивший к общей контузии еще и серьезное сотрясение мозга. В береговой госпиталь он прибыл недвижимым и невосприимчивым к внешним раздражителям, как полено. Временная глухота прошла в течение пяти дней, еще через неделю он стал более или менее владеть языком. Долгое время во всех конечностях чувствовалось онемение и слабость, но через месяц Лидо начал ходить. Однако остались частые мучительные головные боли, и, наконец, он первый раз свалился в припадке эпилепсии. К сожалению, этот припадок не стал последним. Прошло еще три месяца, однако дальнейшего прогресса в улучшении состояния здоровья Лидо не наблюдалось. Тогда-то его и перевели в один из центральных военных госпиталей, находившийся в Продниппе, где было сильное неврологическое отделение и где, по стечению обстоятельств, отрабатывала свой патриотический долг Лорри. * * * — Как же ты поедешь один? А если что-нибудь случится? Сам знаешь… — Да нет, я не один поеду… Мама завтра приезжает. Так что не беспокойся, до дома я доберусь… Давай, я тебя с мамой познакомлю? А? Что молчишь? — Не знаю… Давай как-нибудь после. Сейчас я не готова. — А что тут готовиться? Не на сцену ведь! — Ну, это, как сказать… Ну, не могу я сейчас, Лидочка, милый… Не обижайся, ладно? — Да не обижаюсь я! А, вообще-то, я родителям про тебя писал. Так что они немножко в курсе… — Ну, вот и хорошо — что немножко, Лидочка! Я, правда, боюсь. Не понравиться боюсь. А времени исправить, если что-то не так пойдет, не будет. Ты, Лидочка просто не понимаешь, какими глазами женщины друг на друга смотрят! Особенно матери на подружек сыновей… Правда, глупенький ты мой! — Да ну тебя, в самом деле! Ты, что же, и проводить меня не придешь? — На вокзал? Нет, не приду. Здесь попрощаемся. Не на век же! Или ты меня уже бросить решил? Смотри! Голову оторву! * * * Это разговор происходил между Лидо и Лорри ранней осенью на их любимой скамейке, в дальнем углу госпитального парка. Лорри к этому времени, закончив свой «патриотический семестр», снова училась в университете, теперь уже на последнем курсе. Она продолжала ходить в госпиталь почти каждый день, но теперь исключительно ради встреч с Лидо. Времени для этого было вовсе не так много, как хотелось бы, поскольку, помимо обязанностей, связанных с приобретением знаний, которые Лорри продолжала, несмотря на свою влюбленность, выполнять строжайше, ей приходилось делать массу работы, навязываемой особенностями военного управления. Всякие дежурства: то на улицах, то в бомбоубежищах; то аврал по разгрузке какого-нибудь железнодорожного состава по призыву университетской организации МС, то «добровольный труд в выходные дни» по призыву Президента и Правительства… Шел четвертый год войны, и государство любыми способами пыталось затыкать финансовые дыры, в том числе за счет бесплатного труда, где это было только возможно. А Лидо в самом начале осени предстал перед военно-медицинской комиссией, коей и был признан временно негодным к прохождению дальнейшей военной службы. Его не демобилизовали полностью, но направили в отпуск для долечивания и назначили явиться на перекомиссию через полгода. Он получил направление для поликлинического наблюдения в одном из столичных госпиталей, а поскольку он сам был столичным жителем, это означало отправку домой, под уже основательно позабытый родительский кров. Мать Лидо, узнав об этом из телефонного разговора с сыном, выразила непременное и непреложное желание сопровождать его в этой поездке, так как вполне естественно и очень сильно беспокоилась за то, что в пути с ним может произойти какая-нибудь неприятность, связанная с приступами болезни. Поезд увез Лидо в столицу, и эта их разлука с Лорри продлилась до самого Отнарского перемирия, пришедшегося почти ровно на четвертую годовщину войны. * * * Вообще-то во всех официальных источниках и в учебниках по истории НДФ эта война называлась шестилетней. Однако реальные боевые действия происходили в течение четырех лет и семи дней. А затем в течение еще почти двух лет государства, по-прежнему находившиеся в состоянии войны, вели долгие, вязкие переговоры в курортном местечке Совиль (Кальгская Республика) при четырехстороннем посредничестве Международной Миротворческой Лиги, Кальгской Республики, Республики Южная Конфедерация и Великого Герцогства Лансор. Наконец, мир был заключен. Этот знаменательный день и по нынешнее время отмечается в НДФ как Праздник Победителей, а в Соединенном Королевстве Великой Равнины — как Праздник Обретения Победы. |