Книга Последний мужчина, страница 66 – Михаил Сергеев

«Вперед, — услышал он тихий голос, — смелее. Но прежде сорви листок».

Только тут он обратил внимание на маленький синий лист, неровно приклеенный к боковине двери. Рядом с ним виднелось множество следов от предыдущих.

— Там много твоих друзей.

Он присмотрелся к бумаге и прочёл:

Где злободневность зла ежеминутна,

Злодеев злостны злодеянья там.

Зла пропасть сластна, духу — недоступна,

Зато всегда открыта настежь вам.

Здесь каждый злобно смотрит на другого,

И на себя он зол, что злобный взгляд поймал.

Злосущих тьма с предела рокового.

Злосчастливы лишь те, кто души изломал.

— Бред.

— Так и есть. Но таков порядок — нужно прочесть, прежде чем получить.

— Что?

— Всё. Не пожалеешь. Ну же, — зов стал ещё тише, — всего два шага, тебя там ждут.

Подчиняясь гипнозу вкрадчивого голоса, он шагнул и… застыл. Непонятное эхо от ударов сердца застучало в его груди. Молодой человек, постояв мгновение в нерешительности, опять подался вперед. Стук сердца начал отдаляться.

— Что ты делаешь, сын! — вдруг услышал он душераздирающий окрик.

Парень замер от неожиданности. Медленно повернувшись в сторону, откуда раздался голос, он увидел вход в подвал загородного дома. Сомнений не могло быть — это был крик отца. Поколебавшись секунду, ещё не отойдя от шока и лихорадочно обдумывая свои действия, осторожно направился к входу. «Подожди здесь», — бросил он старухе. Та с ненавистью и уже вызывающе глянула на парня.

Сделав несколько шагов по ступенькам, он остановился в изумлении: человек в коляске тянул к нему руки. Лицо источало такую мольбу, что необъяснимое волнение, возникшее в груди ещё там, наверху, стало вдруг вытеснять что-то инородное, гадкое из тела. Рядом с коляской по-прежнему стоял здоровенный детина. Женщина забилась в угол. Сердце стучало как-то непонятно, двойным стуком и вдруг напомнило ему о чём-то давно случившемся, будто не с ним, но которое рвалось случиться именно сейчас.

Объяснения состоянию не было. Только мысль — уйти, сбежать. Силясь понять, как такое могло произойти и что делать, молодой человек крепко сжал перила пальцами. «Остынь. Включи мозги. Контролируй себя, — он старался выглядеть спокойнее, — анализируй, выиграй время. Выход есть». Но до отцовского опыта контроля ему было далеко. К счастью, и до другого опыта тоже.

— Родной мой! Выслушай меня! — взмолился отец.

Вот выход. Он ничего не терял. И получал время.

— Говори, — выдавил сын.

— Приведя этих, — отец кивнул в сторону, — ты думал, что я жил последние годы. Скажи мне, ты так думал? — чуть тише произнёс он. Тот молчал. — Ты думал, что они для меня самое страшное? Так знай же, сама казнь не может быть страшнее её ожидания. Тысяч ночей ожидания. У меня внутри давно уже не легкие, а тряпки, не желудок, а мешок, не сердце, а брякающий кусок мяса. Мое… моё настоящее сердце бьется у другого. Сегодня ночью я видел, у кого. Однажды, как и ты, я закрыл за собой дверь. И услышал эхо внутри. И чем дальше я отходил от двери, тем яснее чувствовал его отдалявшийся звук, пока тот не исчез совсем. Так началась моя другая жизнь, о которой ты знаешь. Только о ней ты и знаешь.

Молодой человек машинально приложил руку к груди.

— Как только такое разделение происходит, обратного пути нет. То же самое случилось с твоей матерью. Теперь… и с тобой… может.

— Какая дверь? — прошептал сын. — Что за жизнь?

— Когда я убил своего отца. Точно как ты. Вместе с ними же. И получил другое имя. А потом… потом будет ещё одно. Я знаю. — Гробовая тишина повисла в подвале. Только всхлипывания женщины в углу говорили о том, что всё происходит в реальности. — Никто не знал моего настоящего имени. Но лучше бы его и не было. Они, — отец снова кивнул на детину и женщину, — не существуют. Ничего они не могут сделать мне. Никому на земле. Только казалось, что происходит желаемое тобой. Их подсунули тебе. И мне давным-давно. И миллионам людей на этой планете. Для тех, кто посылает их нам, важно лишь твоё решение. Именно мысль, предваряя поступок, губит человека, как и его последствия для людей. Согласись, уже не важно, случилось ли такое в реальности. Умертвили они меня или нет. Твоя уверенность в этом и есть приговор. Приговор смерти. А ходить по земле можно и дальше. Но место тамдля тебя уже есть. Подпись поставлена.

Вдруг неестественно глубокая морщина пересекла лоб сверху донизу, губы отца затряслись, и дрожащим голосом он прошептал:

— Понимаешь, сын, иногда совершается чудо великое на земле. Когда двое берут друг друга за руки и вместе делают шаг вперёд. И появляется третий. Из ничего. Ниоткуда. Сегодня я держал за руку твою мать.

Крупные слёзы на щеках молодого парня были не единственным, что выдавало день его рождения.

— Отец, — прошептал сын, опускаясь на колени перед коляской. — Прости, отец!

И услышал в ответ:

— Береги имя, сынок. Ведь настоящее имя у всех одно — Человек! Будь мужчиной, на котором они споткнутся. Последним мужчиной. Я знаю, такой должен появиться!

Пространство, наполненное чуждым родившемуся духом, медленно растаяло, расступаясь и открывая дорогу жизни.

Микеланджело отложил кисти и с улыбкой посмотрел на картину. Обращение Павла состоялось. Трогательная мечта, казавшаяся несбыточной, осуществилась. У него, у автора и у персонажей.

* * *

— Ты сошел с ума! Что ты наделал?! — Хельма вытирала ладонями мокрое от слёз лицо. Но непрерывное рыдание превращало её действия в бессмыслицу. — Это конец, конец. Что будет! А зачем его, его-то зачем? — она указала на ещё державшегося за Сергея пожилого мужчину. — Всё так хорошо шло, так складывалось! — и, уже закрыв лицо руками, зарыдала с утроенной силой.

— Да прекрати ты! — закричал Сергей и тут же, опомнившись, мягко освободился от рук спутника. — Фёдор Иванович, не пугайтесь. Сейчас всё устроится, — и, понимая нелепость своих слов, не дожидаясь реакции изумленного старика, снова повернулся к Хельме: — Что? Что произошло? В чем причина истерики? — воскликнул он, озираясь. Только сейчас до Сергея дошло, что они оказались на том же месте, откуда его сбросила Софи.

— Конец! Переписал конец! Ведь ты попал сюда до того, как изменил его, всё уже случилось! И Револина, красная кофточка, поменяла имя на такое красивое. Всё так хорошо складывалось! А сейчас я снова должна бояться за себя!

— Красная кофта? Сиделка? Так вот почему она меня не узнала там, в катакомбах! — Страшная догадка заставила его обернуться — на месте трёх граций прозрачной стала правая, а не средняя, как прежде.

— Ну, понял, что натворил?! — по-прежнему сквозь слёзы прорыдала Хельма.