Книга Медвежатник фарта не упустит, страница 62 – Евгений Сухов

После обеда его вызвали на допрос.

— Ну-с, товарищ уполномоченный Наркомфина, говорить будем? — ласково спросил его капитан каппелевской контрразведки, покуривая сигареллу.

— Конечно, — улыбнулся ему Савелий. — Только вот о чем?

— О вас, конечно, — выпустил благоухающее колечко дыма капитан.

— А вам правда это интересно?

— Вы даже не представляете, насколько, — приблизился капитан к Савелию.

— Извольте, — согласно произнес Родионов. — Зовут меня Савелий Николаевич Родионов, отец дворянин, умер на поселении после десятилетней каторги, мать — карманница и воровка на доверии с погонялом Острая. Умерла от запоя. Воспитание получил на известном Хитровском рынке. Вор. Масть — медвежатник. Стаж работы — четверть века. Наиболее известные дела: Германский промышленный банк в девятьсот втором, Торгово-Сырьевая биржа, Национальный банк России и Первый Промышленный банк в девятьсот четвертом, Казанское отделение Государственного банка Российской империи в девятьсот девятом, Казанское отделение Государственного банка Рэ-Сэ-Фэ-Сэ-э Р в девятьсот восемнадцатом…

И Савелий, глядя прямо в прищуренные глаза капитана контрразведки, добавил:

— …не далее как четвертого дня.

— Да что вы говорите!? — не поверил ни единому слову арестанта капитан. — А старшим инспектором Наркомата финансов Крутовым вы, конечно, представились для того, чтобы выведать секреты банка?

— Именно. И документы, что у меня имелись, были подложными.

— Понятно.

Капитан обернулся, и взгляд его уперся в большой несгораемый шкаф в углу кабинета. Он был заперт, и ключ находился в кармане контрразведчика.

— Прошу, — кивнул в сторону шкафа контрразведчик. — Продемонстрируйте ваше мастерство, — едко произнес он. — Или вы посетуете на то, что у вас нет инструментов?

— У меня вправду нет необходимых инструментов, — медленно произнес Савелий.

— Ну, конечно, я так и знал, — растянула саркастическая усмешка губы капитана. — Вам нужны необходимые инструменты… — Капитан улыбнулся еще шире: — Знаете, плохому танцору…

— Да, знаю, — перебил контрразведчика Савелий. — Вы разрешите посмотреть?

— Сделайте одолжение, — произнес с усмешкой капитан, хотя в его глазах уже загорелись искорки интереса.

Савелий Николаевич подошел к шкафу.

— А может, никаких инструментов и не надобно, — задумчиво промолвил Родионов, наклонив голову и рассматривая замок несгораемого шкафа.

Затем, совершив какое-то движение, которое капитан, попросту говоря, проглядел, Савелий жестом балаганного иллюзиониста — опля! — раскрыл дверцу шкафа, обнажив его нутро с грудой лежащих друг на дружке папок.

— Как это вы?… — произнес было капитан, но Родионов не дал ему договорить, бросив на стол две канцелярские скрепки, неизвестно как оказавшиеся у него в руках.

— М-да-а, — протянул капитан, опять щурясь. — Пожалуй, на сегодня допрос окончен.

Он позвал дежурившего возле дверей солдата и приказал увести арестованного, сказав Савелию:

— Будем с вами разбираться.

* * *

Бывший надворный советник вздохнул свободно только после того, как Родионов ушел. Случилось это с рассветом.

Снова захотелось пить.

Херувимов попробовал найти выход с чердака и обнаружил небольшую дверцу. Она была закрыта. Старший следователь Губчека пнул ее и прислушался.

Внизу было тихо.

Тогда Херувимов разбежался и изо всей силы двинул по двери плечом. Дверь сорвалась с петель и полетела вниз. Бывший пристав снова прислушался и, удостоверившись, что внизу никого нет, стал спускаться по чугунным ступеням в открывшееся помещение.

— Ага, попался! — услышал Херувимов испуганный возглас и увидел старика, держащего в руках двуствольное ружье. Очевидно, это был сторож школы.

— Я старший следователь Губчека, — придав голосу твердость и приказной тон, произнес Херувимов. — Кто в школе?

— Никого, — промямлил сторож, на которого аббревиатура «Губчека» подействовала, как дудочка на кобру.

— Это хорошо, — сказал Херувимов, успокаиваясь. — Я хочу пить и есть.

Через пять минут сторож принес ему ломоть хлеба и кружку воды.

— Вот, — сказал он, передавая Херувимову хлеб и воду. — Только, это, вам здесь нельзя.

— Что такое? — нахмурил брови бывший надворный советник, вгрызаясь в ломоть.

— Скоро начнутся занятия, вас кто-нибудь увидит и сообщит новым властям, — волнуясь, сказал сторож. — Тогда, помимо вас, заарестуют и меня. Дескать, почему укрывал комиссара… Или не сообчил… А у меня жена…

— Не боись, старик, ночью уйду, — пообещал Херувимов, дожевывая хлеб. — А покуда дверь за мной прикрой.

Он отпил из кружки, остальное унес на чердак. Когда сторож кое-как приладил за ним сломанную дверь, улегся на опилки и приказал себе заснуть.

Проснулся он, когда уже стемнело. Выпил воды, посидел малость, очевидно, собираясь с духом, и спустился по черной лестнице во двор школы. Затем, переждав, когда утихнут вдалеке шаги одинокого прохожего, перелез забор и вышел на улицу Маркса. Потом, пройдя по Земляному мосту, оврагом Второй Горы добрался до дома меньшевика Зиновия Андриянова, служившего в Губчека техником.

— Вы откуда? — выпучил глаза Андриянов, когда к нему в сени ввалился старший следователь Херувимов.

— Оттуда, — отрезал бывший пристав, чувствуя, как вместе с былым напряжением уходят и силы. — Мне бы поесть чего-нибудь.

— А ведь вас ищут, — сообщил ему техник, когда сгоношил кое-какой стол. — И ко мне приходили, спрашивали.

— Ну, и что вы сказали? — спросил с полным ртом Херувимов.

— Что вы эвакуировались вместе со всеми.

— Правильно, — сказал Херувимов и посмотрел на бегающие глаза техника. — Да вы не беспокойтесь, я сейчас уйду. Красные где?

— Говорят, в Свияжске.

— А еще, чтобы ближе?

— В Дербышках. До них чехи не дошли.

— Ладно, — заключил Херувимов. — Мне нужно оружие и что-нибудь из одежды.

Андриянов принес старенький «кольт» и жилет с манишкой и галстуком. Померили. Херувимов сделался похож на земского учителя, только-только вышедшего из долгого запоя.

— Нормально, — констатировал он, придирчиво оглядев себя в зеркало.

Через полчаса, приняв от Андриянова несколько кусков пиленого сахару и краюху хлеба, Херувимов вышел из дома техника-меньшевика, держа путь на село Дербышки. Он миновал овраг Второй Горы, спустился в лощину между кладбищем и садом «Русская Швейцария». Потом пошел по краю берега реки Казанки, держа направление на колонию малолетних преступников. Обходя ее, вышел на дорогу, о чем тотчас пожалел: светом фар его осветило быстро движущееся навстречу авто.