
Онлайн книга «Возвращение в Оксфорд»
— Она очень меня заинтересовала, — сказал Питер. — Знаете, она мне нравится. — И мне. — Но, боюсь, это были ее шпильки. — Знаю. — Питер вынул что-то из кармана. Они стояли под самой стеной Тюдоровского здания, и в свете ближайшего окна Гарриет увидела у него на ладони печально погнутые шпильки. — Она уронила их на помост после обеда, вы видели, как я их поднял. — Я видела, как вы подняли шарф мисс Шоу. — Так по-джентльменски. Можно мне подняться с вами, или это запрещено правилами? — Можно. Несколько полуодетых студенток сновали по коридору, но они взглянули на Питера скорее с любопытством, чем с негодованием. В комнате Питер и Гарриет обнаружили, что ее мантия лежит на столе вместе с досье. Питер взял в руки сверток, изучил обертку, веревку и печати, на каждой из которых красовались изготовившаяся к прыжку кошка и дерзкий девиз Уимзи. — Если его открывали, я готов съесть горячего сургуча. Он подошел к окну и оглядел двор: — Неплохой наблюдательный пост, в своем роде. Спасибо. Это все, что я хотел увидеть. Он не проявил дальнейшего любопытства, а просто взял свою мантию и снова пошел вниз вслед за Гарриет. Они были уже на середине двора, когда он вдруг спросил: — Гарриет, вы действительно цените честность превыше всего? — Думаю, да. А что? — Если нет, то я самый идиотский дурак в христианском мире. Я старательно пилю сук, на котором сижу. Если я буду честен, то, быть может, потеряю вас, если нет… Голос его звучал странно и хрипло, как будто он с трудом сдерживал что-то — не физическую боль и не страсть, подумала Гарриет, что-то более глубокое. — А если нет, то я потеряю вас, — сказала Гарриет, — потому что вы уже не будете тем человеком, которого я знаю, ведь так? — Не знаю. У меня репутация человека легковесного и неискреннего. Вы считаете, я честен? — Я это знаю. Не могу вас представить другим. — И тем не менее сейчас я стараюсь застраховаться от последствий собственной честности. «Я попытался следовать этому решению: быть честным без оглядки на небеса и ад». [253] Хотя, кажется, меня в любом случае ждет ад, так что можно не беспокоиться о решении. Я верю вам и надеюсь, что сделал бы то же самое, если бы не верил ни одному вашему слову. — Питер, я понятия не имею, о чем вы говорите. — Вот и славно. Не беспокойтесь, я больше так не буду. «Герцог залпом заглотнул ковш бренди с водой и снова стал безупречным английским джентльменом». [254] Дайте руку. Она протянула ему руку, он на мгновение задержал ее в твердом пожатии, а потом подставил локоть, и, рука об руку, они молча вошли в Новый двор. Когда они проходили арку у подножия лестницы трапезной, Гарриет показалось, что в темноте кто-то есть, ей почудилось чье-то бледное лицо, наблюдающее за ними, но оно исчезло прежде, чем она успела показать его Питеру. Паджетт отпер ворота, Уимзи, задумчиво ступив за порог, рассеянно бросил: — Доброй ночи. — Доброй ночи, майор Уимзи, сэр! — Как-как? Питер вернул на место ногу, которая уже ступила на Сент-Кросс-роуд, и внимательнее вгляделся в улыбающееся лицо привратника. — Боже мой! Ну-ка подождите, не подсказывайте. Кодри, [255] 1918 год, ага, вспомнил! Паджетт! Капрал Паджетт! — Совершенно верно, сэр. — Так-так-так. Чертовски рад вас видеть! И вы в отличной форме! Как поживаете? — Прекрасно, благодарю вас. — Огромная волосатая лапа Паджетта сердечно сжала длинные пальцы Питера. — Я жене говорю, как услышал, что вы к нам придете, бьюсь об заклад на что хочешь, говорю, что мой майор меня не забыл. — Надо же, где встретились! Когда мы виделись в последний раз, меня несли на носилках. — Совершенно верно, сэр. Я имел честь вас откапывать. — Помню! Я и сейчас рад вас видеть, но как я был рад тогда! — Да, сэр. Ах, господи, мы-то думали, что в этот раз вам конец. Я так и сказал Хакету — помните малыша Хакета, сэр? — Рыжий пострел? Еще бы. Что с ним стало? — Водит грузовик в Рединге, сэр. Женат, трое детей. Я и говорю Хакету: пропал наш Трехглазка — уж простите, сэр, — а он мне: вот беда! А я ему: нечего слюни распускать, может, еще не все потеряно. Так мы… — На самом деле я больше испугался, чем пострадал, — сказал Уимзи. — Неприятная штука — гореть заживо. — Так вот, сэр, мы как нашли вас на дне этого блиндажа, на вас еще балка рухнула, я говорю Хакету, ну, хоть руки-ноги при нем, а он мне: спасибо немчуре! В том смысле, что блиндаж-то фрицы вырыли… — Да, — сказал Уимзи. — Тут мне повезло. А вот бедного Данбери мы тогда потеряли. — Да, сэр. Такая беда. Приятный молодой джентльмен. А с капитаном Сиджвиком вы видитесь? — Да, только недавно виделся с ним в клубе «Беллона». К сожалению, он не очень хорошо себя чувствует. Он ведь тогда газу наглотался. С легкими непорядок. — Жаль, сэр. Помните, как он вышел из себя из-за того хряка… — Тише, Паджетт. О хряке ни слова. — Не хряк, а объедение! — мечтательно произнес Паджетт, облизывая губы. — Слышали, что случилось со старшим сержантом Тоупом? — С Тоупом? Нет, потерял его из виду. Надеюсь, ничего плохого. Лучший старший сержант, какого я видел. — И не говорите, сэр. — Улыбка Паджетта стала еще шире. — Нашел себе пару. Крошка — чуть выше стола, но бог ты мой, какая хватка! — Да ну! — Да, сэр. Когда я присматривал за верблюдами в зоопарке… — О боже, Паджетт! — Да, сэр, я их там встретил, мы погуляли немного. Потом заходил к ним. Ну, я вам скажу, она ему спуску не дает! Старший сержант у нее стоит по стойке «смирно». Как в той песенке: «Пилит детину со шкаф высотой …» – «…А сама от горшка два вершка». [256] Так-так! Как пали сильные на брани! [257] Кстати, а я на кого наткнулся на днях — не поверите… |