Книга Убийца, мой приятель, страница 106 – Артур Конан Дойл

– Мне приходилось преодолевать гораздо большие неудобства, чем эти, – ответил я, смеясь. – Но, боюсь, ваша картина будет испорчена: кажется, начинается дождь.

Действительно, пора уже было искать укрытия, потому что не успел я закончить фразу, как пошёл сильный дождь. Весело смеясь, моя спутница набросила на голову лёгкую шаль и, схватив мольберт, бросилась бежать с грациозной гибкостью молодой лани по заросшему дроком склону. Я следовал за нею со складным стулом и коробкой красок.

Это странное заблудшее существо, заброшенное судьбой в нашу деревушку в Западном Райдинге, в сильнейшей степени возбудило моё любопытство. И по мере того как я всё больше узнавал её, мое любопытство не только не уменьшалось, но, напротив, всё увеличивалось. Здесь мы были отрезаны от окружающего мира, и поэтому не требовалось много времени, чтобы между нами возникли чувства дружбы и взаимного доверия. Мы бродили по утрам по болотам, а вечерами, стоя на утёсе, глядели, как огненное солнце медленно погружается в далёкие воды Моркэмба. О себе девушка говорила откровенно, ничего не скрывая. Её мать умерла совсем молодой. Юность мисс Камерон провела в бельгийском монастыре, который она только что окончательно покинула. Её отец и единственный брат, говорила она, составляли всю её семью. И всё же, когда разговор случайно заходил о том, что побудило её поселиться в этой уединённой местности, она проявляла странную сдержанность и либо погружалась в безмолвие, либо переводила разговор на другие темы. В остальном она была превосходным товарищем: симпатичная, начитанная, с острым и тонким умом и широким кругозором. И всё же какое-то тёмное облако, которое я заметил ещё в первое утро, как только увидел её, никогда не покидало девушку. Я не раз замечал, как её смех вдруг застывал на губах, словно какая-то тайная мысль скрывалась в ней и подавляла её радость и юное веселье.

Но вот настал вечер перед моим отъездом из Киркби-Мальхауза. Мы сидели на зелёной скамье в саду. Тёмные мечтательные глаза мисс Камерон грустно глядели на мрачные болота. У меня на коленях лежала книга, но я украдкой разглядывал прелестный профиль девушки, удивляясь, как могли двадцать лет жизни оставить на ней такой грустный отпечаток.

– Вы много читали? – спросил я. – Сейчас женщины имеют эту возможность в большей степени, чем их матери. Задумывались ли вы о будущем, о прохождении курса в колледже или об учёной профессии?

Она устало улыбнулась в ответ.

– У меня нет цели, нет стремлений, – сказала она. – Моё будущее темно, запутанно, хаотично. Моя жизнь похожа на тропинку в этих болотах. Вы видели такие тропинки, месье Аппертон. Они ровные, прямые и чёткие только в самом начале, но потом поворачивают то влево, то вправо по склонам и утёсам, пока не исчезнут в трясине. В Брюсселе моя тропа была прямой, а сейчас, боже мой, кто может мне сказать, куда она ведёт?

– Не нужно быть пророком, чтобы ответить на этот вопрос, мисс Камерон, – молвил я с отцовской нежностью (ведь я был вдвое старше её). – Если бы мне было позволено предсказать ваше будущее, я сказал бы, что вам назначена участь всех женщин – дать счастье какому-нибудь мужчине.

– Я никогда не выйду замуж, – сказала она твёрдо, что удивило и немного рассмешило меня.

– Не выйдете замуж, но почему?

Странное выражение промелькнуло по тонким чертам её лица, и она стала нервно рвать травинки около себя.

– Я не могу рисковать, – сказала она дрожащим от волнения голосом.

– Не можете рисковать?

– Нет, это не для меня. У меня другие дела. Та тропинка, о которой я вам говорила, должна быть пройдена мною в одиночестве.

– Но ведь это ужасно, – сказал я. – Почему ваша участь, мисс Камерон, должна быть не такой, как у моих сестёр или у тысяч других молодых девушек? Возможно, в вас говорит недоверие к мужчинам или страх перед ними. Конечно, замужество связано с некоторой долей риска, но оно приносит счастье.

– Риск пришёлся бы на долю того мужчины, который женился бы на мне! – воскликнула она. И тут же, словно поняв, что сказала лишнего, она вскочила на ноги и закуталась в свою накидку. – Воздух становится прохладным, месье Аппертон, – заявила она и быстро исчезла, оставив меня в размышлении над странными словами, сорвавшимися с её уст.

Я боялся, что прибытие этой девушки может отвлечь меня от моих занятий, но никогда не предполагал, что все мои мысли, все увлечения могут измениться за такой короткий промежуток времени. В тот вечер я допоздна бодрствовал в своей маленькой комнатке, удивляясь собственному поведению. Мисс Камерон молода, красива, влечёт к себе и красотой, и странной тайной, окружающей её. Неужели она могла бы отвлечь меня от занятий, которые заполняли мой ум? Неужели могла бы изменить направление всей моей жизни, какое я сам наметил для себя? Я не был юнцом, которого могли бы поколебать или вывести из состояния равновесия чёрные глазки и нежные губки женщины. Но как-никак прошло уже три дня, а мой труд лежал без движения. Ясно, мне пора уходить отсюда. Я сжал зубы и дал себе клятву, что не пройдёт и дня, как я порву эти нежданные узы и удалюсь в одинокое пристанище, которое ожидало меня на болотах.

На следующее утро, как только я позавтракал, крестьянин подтащил к моей двери ручную тележку, на которой нужно было перевезти в новое жилище мои немногочисленные пожитки. Мисс Камерон не выходила из комнаты, и хотя я внутренне боролся с её чарами, всё же я был очень огорчён, боясь, что она даст мне уйти, не сказав ни слова на прощание. Ручная тележка с грузом книг уже тронулась в путь, и я, пожав руку миссис Адамс, готовился последовать за ней, когда услышал звук быстрых шагов по лестнице. И вот мисс Камерон уже была рядом со мной, задыхаясь от спешки.

– Так вы уходите, на самом деле уходите?! – воскликнула она.

– Меня зовут мои научные занятия.

– И вы направляетесь к Гастеровским болотам? – спросила девушка.

– Да, к тому домику, что я там построил.

– И вы будете жить там совсем один?

– Со мной будет сотня друзей – вот они там лежат в тележке.

– Ах, книги! – воскликнула она, сопровождая эти слова прелестным, грациозным пожатием плеч. – Но вы выполните мою просьбу?

– Какую? – спросил я удивлённо.

– О, это такой пустяк. Вы не откажете мне, не правда ли?

– Вам стоит только сказать…

Она склонила ко мне своё прелестное личико, на котором была написана самая напряжённая серьёзность.

– Вы обещаете запирать на ночь вашу дверь на засов? – сказала она и исчезла, прежде чем я успел сказать хотя бы слово в ответ на её удивительную просьбу.

Мне даже не верилось, что я наконец-то водворился в своё уединённое жилище, которое окружали многочисленные мрачные гранитные утёсы. Более безрадостной и скучной пустыни мне не приходилось видеть, но в самой этой безрадостности таилось какое-то обаяние. Что могло здесь, в этих бесплодных волнообразных холмах или в голубом молчаливом своде неба, отвлечь мои мысли от высоких дум, в которые я был углублён? Я покинул людей, ушёл от них – хорошо это или плохо – по своей собственной тропинке. Я надеялся забыть печаль, разочарования, волнения и все прочие мелкие человеческие слабости. Жить для одной только науки – моё самое высокое стремление, которое возможно в жизни. Но в первую же ночь, которую я провёл на Гастеровских болотах, произошёл странный случай, который вновь вернул мои мысли к покинутому мною миру.