Онлайн книга «Палач»
|
Оскар готов к самой важной части своей беседы с Габриэл. Готов и ответ у Оскара: — Лесбиянки, — улыбается он. — Наташа — очень экзотическая птица. Она русская. Выглядят девочки необыкновенно экзотично, я решил пригласить их для интерьера. — Прекрасно, — понимающе усмехается Габриэл, — они будут участвовать с нами в сюрприз-оргии, как ты думаешь, Оскар? — Я не знаю еще, что ты имеешь в виду под сюрприз-оргией, — пожимает плечами Оскар. — Они будут участвовать в чем угодно, если предложить им несколько линий кокаина… — Ты знаешь, Оскар, — Габриэл любовно прижимается к плечу Оскара, — иногда мне кажется, что мы с тобой как Шопен и Жорж Санд… — В таком случае нам следует отправиться на Майорку, — смеется Оскар. — Восхитительная идея, Оскар! Что мы и сделаем в мае, если хочешь. У меня все равно есть дела в Испании… «Дела в Испании, — думает Оскар весело. — Неплохо бы предложить Габриэл купить монастырь, в котором жили Шопен и Жорж Санд на Майорке, и устроить там замок садизма и школу для будущих палачей. Однако всему свое время. Не следует дергать Габриэл раньше времени…» 10 — Сколько же лет исполняется мальчику? — весело спросила Наташка. — Двадцать пять? — С нынешнего дня рождения начиная мой возраст всегда будет тридцать пять лет, — хохочет Оскар. — Я всегда говорила, что ты очень женственный, О. Видишь, и возраст уже скрываешь. Из тебя мог бы получиться преотличный гомосексуалист, — голосочек Наташки звучит издевательски. У себя в квартире она, очевидно, скорчилась в лисьей улыбочке. — Это я — женственный?! — Оскар захлебывается от возмущения. — Я, палач, — женственный? — Конечно женственный, — смеется Наташка. — Для меня ты как братик, ласковый братик. Это твоих богатых идиоток ты можешь обмануть и внушить им, что ты палач и грозное животное, Оскар, но не меня, котик… — Я тебе покажу котика, — обещает Оскар, — я с тобой поговорю. Совсем отбилась от рук, несносная русская девка… — А что ты мне можешь сделать? — ехидно спрашивает Наташка. — Что? Высечь меня плеткой? Так я это люблю… — она хохочет сдавленным смехом, по которому Оскар догадывается, что Наташка нежится в кровати и, может быть, даже положила сейчас руку между горячих ног, они у нее всегда горячие… — Блядь! — говорит Оскар. — Русская блядь… — Русская блядь самая лучшая, — охотно соглашается Наташка. — Оскар-ч-ииик! — тянет она, — а меня вчера два молодых человека изнасиловали… — Врешь… — говорит Оскар испуганно и понижает голос помимо своей воли. Он знает, что Наташка не врет… — Врешь… — Не вру, не вру. — Наташа начинает говорить медленно, ей явно доставляет удовольствие слышать тяжелое дыхание Оскара в телефонной трубке. Оскар уверен, что она лежит сейчас на спине и сжала между ног собственную руку. — Изнасиловали, молодые негодяи… — Ну, и что? — неуверенно спрашивает Оскар. И замолкает. Ждет. — А что… хорошо было… — нагло и медленно признается вдруг Наташка. — Один меня за плечики и за грудки держал, чтоб не вырвалась, а другой насиловал… — Наташа замолкает и тяжело дышит. Оскар тоже молчит. У него болезненно набух член, и ему страшно. — Ты меня слышишь? — шепотом спрашивает Наташка. — Да, — глухо отвечает Оскар. — Слышу. — Я в Саут-Хемптон ездила, на парти. Ребята, с которыми я приехала, уехали без меня, не дождались. Пришлось остаться… — Ну?.. — Оскар кладет руку на свой готовый лопнуть от напряжения член. — И что? — Поместили меня наверху… Я уже засыпать стала… — Наташка намеренно тянет историю, зная, как реагирует Оскар. — Вдруг дверь заскрипела… Входят… Хозяин и его друг. Одетые, в токсидо… Включили свет — и ко мне. А я, голенькая, под одеялом… Ночной рубашки не взяла, думала, в тот же вечер уеду… Хозяин с меня одеяло сорвал, сбросил на пол… и они стоят, улыбаются… Молчат… Наташка замолчала. — Ну… — промычал Оскар. — А вот не скажу тебе больше ничего, — вдруг хохочет Наташка в телефонной трубке. — Много будешь знать — скоро состаришься… — Ну Наташ… — просит Оскар. — Ну скажи… — Извращенец, — шепчет Наташка лениво. — Извращенец… Ну что, хорошо очень было. — Как хорошо? — Оскар задерживает дыхание. — Как именно? — О, ну хорошо… ну сладко было, очень сладко. И страшно… Хозяин мне так ноги развел и чуть приподнял… — Наташка замолкает. — Ну, ну, говори, — просит Оскар. Он мастурбирует уже серьезно и неостановимо, широкими движениями проводя по члену, широкими и длинными, по всему члену, достав его из брюк… — Говори… — Взял меня за попку чуть снизу… и как вставит член… и членом к кровати… и я ничего уже не могла сделать… ничего не могла сделать… — Куда член… куда, в попку вставил? — задыхаясь и дрожа, шепчет Оскар. — Ну да, ну да, в попку… — шепчет в ответ ему Наташка, в свою очередь возбужденная Оскаровым шепотом… — Так больно вдруг, ты же знаешь, дырочка у меня узенькая… так больно, а потом так хорошо… так сладко… Всю ночь ебли меня, всю ночь… — Всю ночь ебли девочку… — шепчет Оскар и корчится в волнах оргазма, роняя телефонную трубку. 11 — Мне это понятно, — неожиданно соглашается Стив Барон. — Так и должно быть. Ненависть человека, которому пришлось много страдать в жизни… — Ну нет, «страдать» — это неподходящее слово, Стив, — морщится Оскар. — Звучит слишком пышно, сладковато. Я имею в виду, что после шести лет, прожитых, в сущности, на дне общества, я не могу не быть циничным. — Ну и будь, Оскар, не мучайся по этому поводу. Мы все циничны. Цинизм — болезнь нашего века. Ты думаешь, у меня не было идеалов? Оскар смотрит на Стива и думает, что Стив выглядит как человек, идеалом которого всегда было хорошее питание, и как человек, который своего идеала достиг. Оскар улыбается: — Я думаю, у тебя и были, и есть идеалы, Стив. — Нет, — серьезный Стив качает головой. — У меня не осталось ничего святого, Оскар. Ты вот признаешься во вспышках ненависти к богатым и сильным этого мира. У меня же давно нет и ненависти к миру. А ведь знаешь, когда мне было тридцать лет, я мечтал… Стив Барон не успевает сообщить Оскару, о чем он мечтал в свои тридцать лет, потому что из толпы вокруг них раздается крик: «Оскар! Оскар!» Оскар и Стив оглядываются. После некоторого замешательства Оскар обнаруживает, что источником крика является человек в темно-синей униформе, с бляхой на лацкане, с дубинкой и рацией на поясе. Человек стоит на самом углу 54-й улицы и Пятой авеню, по которой, разговаривая, гуляют Стив Барон и Оскар. Поймав глаза Оскара, человек машет ему рукой и, оторвавшись от вечнозеленого деревца в бетонной кадке, прислонясь к которой он стоял, идет через толпу к Оскару. Только в этот момент Оскар узнает некрасивое, улыбающееся ему лицо: Яцек Гутор. |